То же
самое и с любовью: не всякий Эрот прекрасен и достоин похвал, а лишь тот,
который побуждает прекрасно любить.
Так вот, Эрот Афродиты пошлой поистине пошл и способен на что угодно;
это как раз та любовь, которой любят люди ничтожные. А такие люди любят,
во-первых, женщин не меньше, чем юношей; во-вторых, они любят своих любимых
больше ради их тела, чем ради души, и, наконец, любят они тех, кто поглупее,
заботясь только о том, чтобы добиться своего, и не задумываясь, прекрасно ли
это. Вот почему они и способны на что угодно - на хорошее и на дурное в
одинаковой степени. Ведь идет эта любовь как-никак от богини, которая не
только гораздо моложе другой, но и по своему происхождению причастна и к
женскому и к мужскому началу. Эрот же Афродиты небесной восходит к богине,
которая, во-первых, причастна только к мужскому началу, но никак не к
женскому, - недаром это любовь к юношам, - а во-вторых, старше и чужда
преступной дерзости. Потому-то одержимые такой любовью обращаются к мужскому
полу,
{7}
отдавая предпочтение тому, что сильней от природы и наделено большим
умом. Но и среди любителей мальчиков можно узнать тех, кем движет только
такая любовь. Ибо любят они не малолетних, а тех, у кого уже обнаружился
разум, а разум появляется обычно с первым пушком. Те, чья любовь началась в
эту пору, готовы, мне кажется, никогда не разлучаться и жить вместе всю
жизнь; такой человек не обманет юношу, воспользовавшись его неразумием, не
переметнется от него, посмеявшись над ним, к другому. Надо бы даже издать
закон, запрещающий любить малолетних, чтобы не уходило много сил неизвестно
на что; ведь неизвестно заранее, в какую сторону пойдет духовное и телесное
развитие ребенка - в дурную или хорошую. Конечно, люди достойные сами
устанавливают себе такой закон, но надо бы запретить это и поклонникам
пошлым, как запрещаем мы им, насколько это в наших силах, любить
свободнорожденных женщин. Пошлые же люди настолько осквернили любовь, что
некоторые утверждают даже, будто уступать поклоннику предосудительно вообще.
Но утверждают-то они это, глядя на поведение как раз таких людей и видя их
назойливость и непорядочность, ибо любое дело, если только оно делается
непристойно и не так, как принято, не может не заслужить порицания.
Обычай насчет любви, существующий в других государствах, понять
нетрудно, потому что там все определено четко, а вот здешний и лакедемонский
куда сложней. В Элиде, например, и в Беотии, да и везде, где нет привычки к
мудреным речам, принято просто-напросто уступать поклонникам, и никто там,
ни старый, ни молодой, не усматривает ничего предосудительного в этом
обычае, для того, видимо, чтобы тамошним жителям - а они не мастера говорить
- не тратить сил на уламывания; в Ионии же и во многих других местах,
повсюду, где правят варвары, это считается предосудительным. |