Александр Бушков. Пиранья. Чёрное солнцеПиранья – 7
Гонит царь нас на войну, на чужую сторону, и крови — море… В желтой жаркой Африке не видать идиллии…
Глава первая. Авантюристы
Гостиницу построили в конце прошлого столетия, причем уже тогда она предназначалась для обладателей не особенно толстых кошельков. Годы независимости от проклятых колонизаторов ей не прибавили ни комфорта, ни красоты, очень даже наоборот: стены облуплены так, что кое-где проглядывает голый кирпич и черная электропроводка годов примерно двадцатых, эмаль в ванне облупилась, так что приходится прилагать чудеса акробатики, чтобы не оцарапать задницу, иные выключатели в таком состоянии, что их приходится нажимать деревянной палочкой, чтобы не долбануло током. На фасаде до черта выщерблин от пулеметных очередей и осколков — во времена неразберихи здесь кто только и с кем ни воевал, здание из добротного старого кирпича любой мало-мальски толковый командир моментально приспособит под укрепленный пункт. Хорошо еще, под потолком небольшой запустелой комнатки, игравшей роль гостиной, крутились два здоровенных четырехлопастных вентилятора — натужно крутились, с хрустом и побрякиванием, но не останавливались, и это малость прибавляло прохлады. А собственно, чего другого могла ожидать троица бродячих искателей удачи, стесненных в средствах? Именно такого вот пристанища… Что будет делать классический, типичный, стандартный американец, пустившийся в Африку в зыбкой надежде уцапать за хвост Фортуну? Если ему совершенно нечего делать? Правильно, он, закинувши ноги на стол, будет сосать виски с паршивой местной содовой. Льда, конечно ж, не имелось — здешний холодильник давно испустил дух. А впрочем, искатели удачи и не эстетствуют особенно, они и содовую-то плещут чисто символически, только чтобы напомнить себе: они как-никак белые сагибы. В общем, американ по имени Билли и американ по имени Зейн традиций далекой родины не рушили: сидели, задрав ноги на тяжеленный неподъемный столик, обосновавшийся тут явно еще до Первой мировой, посасывали виски с малой толикой содовой и за неимением других развлечений лениво прислушивались к долетавшим из соседней комнатушки, служившей спальней, недвусмысленным звукам. Оттуда раздавались громкие и сладострастные женские стоны, аханья и оханья. Происходи все это в других условиях, можно поклясться, что женщина на седьмом небе от счастья — но условия-то как раз не те… — Притворяется, стервочка, — с гнусавым техасским акцентом протянул американ по имени Зейн. — Зато профессионально, — сказал американ по имени Билли. — А профессионализм в любом деле — великая вещь… — Что там, на улице? Американ по имени Билли допил виски, подошел к высокому окну и без всякого интереса принялся разглядывать широкую немощеную улицу. — Да как всегда, — сказал он, не оборачиваясь. Все то же ленивое коловращение жизни с преобладанием белых физиономий — согласно специфике городка. Совсем неподалеку от гостиницы опять-таки лениво струила воды неширокая, буро-зеленоватая река, неширокий мост на кирпичных опорах, построенный в давние времена, как всегда в эту пору выглядел гораздо оживленнее улицы: по нему то и дело проезжали машины, в массе своей преклонного возраста, проходили люди, чаще всего группами. Причем подавляющее большинство пеших и моторизованных странников двигались на ту сторону — а вот в обратном направлении, на этот берег, мало кто шел или ехал. Босой полицейский в линялом хаки и грязном синем берете, прислонив винтовку к перилам, ни малейшей бдительности не демонстрировал, разве что порой приглядывался к тем, что шли оттуда, из-за границы. Река похабного цвета как раз и была границей. |
