|
Именно у нас. И ежели историю успешно размотают сухопутчики или чекисты, сам понимаешь, как это будет унизительно для славного флота российского, какая плюха для репутации, какое пятно на белоснежной парадке... Все в гнусный клубок сплелось: и государственная безопасность, и интересы касты... – Сам вижу, – уныло сказал Мазур. – Тем лучше. Вот и работай по-стахановски. Никто лучше тебя не знает здешнюю обстановку и всех фигурантов. Наша Гейша... – Кто? – не сразу догадался Мазур. – А-а... – Ну да. Нужно же было ее как-то обозначать согласно заведенному порядку. Нехай будет Гейша. Среди родных пенатов она, стервочка, зашифрована как Хризантема, а у нас нехай будет Гейша, это гораздо короче... В общем, среди тех, кто причастен к "черным раскопкам" – да и среди тех, кто о них просто осведомлен, – должен быть, обязан быть кто-то, кто нашу Гейшу знает. С кем-то она да контактировала, кто-то ее вводил, кто-то с ней и посейчас сотрудничает. Выяснить кто – твоя задача. Пройди по всей цепи, от господина Гвоздя до лесбиюшки Танечки. Потряси Ларису. – Трудненько будет, – задумчиво отозвался Мазур. – Она сейчас в крайне специфической ситуации... – Милый, – отрешенно и жестко сказал Лаврик. – Кого, на хрен, заботит, что там трудно, что там легко? Тебе Родина в очередной раз приказывает ежа убить голой сракой, так что не ной и не выпендривайся... – Есть, – угрюмо и тихо прорычал Мазур. – Вот так-то лучше, – оскалился Лаврик. – Легенда понятна – у тебя еще целых две недели отпуска, вот ты и жуируешь беззаботно, закадрив прапорщика Катеньку, девицу без ярко выраженного облико морале. Катюша – все твои наличные вооруженные силы, опора и подмога. Чем богат... Она девочка шустрая, не беспокойся, ее хорошо поднатаскали, сам догадываешься где. – Верю, – сказал Мазур. – А жмурики у нее на счету есть? У меня, сам понимаешь, не праздный интерес, нужно же знать, что за напарницу бог послал... – Да я понимаю, – кивнул Лаврик. – Увы, увы... Хорошая девочка, перспективная, но своего личного кладбища пока еще не открыла. Ничего, все еще впереди у молодого поколения, особенно когда оно работает под чутким руководством таких старых хамов, как мы с тобой... – Он помолчал и вдруг совершенно другим, неделовым тоном спросил: – Вот кстати, тебе с твоего погоста никто не снился? – Да нет пока, – пожал плечами Мазур, хмыкнул: – Опа! А тебе что, были визиты? – Да ну, с чего ты взял? – досадливо поморщился Лаврик. – Просто... Мы тут давеча с Крамером посидели за литром, так вот ему, ты знаешь, впервые в жизни один крестничек приснился... Не старость ли это, а? – Черт его знает, – сказал Мазур. – Вообще-то, если порассуждать отвлеченно... Мне тут кажется отчего-то, что первые симптомчики старости – это когда начинаешь всерьез задумываться, какой тебе смертью помереть. И все чаще думаешь, что хорошо бы помереть не в белой постельке, а чтоб влетело тебе в лоб девять граммов на бегу... – Он замолчал, внимательно присмотрелся к Лаврику, шагнул к нему, взял легонько двумя пальцами за отворот легкой курточки и ухмыльнулся: – Лаврик? – Чего? – мрачно отозвался тот. – У тебя по роже прошел этакий унылый промельк, – сказал Мазур уверенно. – Думал уже, а? Ну, не жмись... Полуотвернувшись, Лаврик какое-то время молчал, кривя губы и усиленно изображая на лице полное душевное спокойствие. Потом нехотя процедил: – Ну и что? Подумывал. |
