|
Бес его там разберет, первые ли это звоночки старости, но, согласись, гораздо приятнее было бы загнуться внезапно, словив на перебежке сколько-то железных граммов, нежели отдавать концы в пошлой дряхлости, среди хнычущих внуков и очерствевших медиков... Ну что, пошли? Он резко отвернулся и первым направился в узкий проход среди высоченных скал. Пожав плечами, Мазур зашагал следом, сунув руки в карманы и громко мурлыча под нос: Hej, jabluszko, dokad toczysz sie? Jesli trafisz w Czeka, to nie wrocisz stad! Hej, jabluszko, potoczylo sie. W czerezwyczajce zagubilo sie! – Что это опять такое? – не оборачиваясь, осведомился Лаврик. – Очередной перл коллекции, – усмехнулся Мазур ему в спину. – На мове отдаленных предков, сиречь панове ляхов. Всего-то – "Эх, яблочко, куды котишься, в губчека, соответственно, попадешь, не воротишься..." Они вышли на прогалину-склон, где дожидавшаяся начальство Катя все так же сидела на буром стволе поваленной сосны в свободной, отнюдь не напряженной позе. Увидев их, не спеша встала, отряхнула светлые брючки. – Итак, звезда моя... – сказал Лаврик совсем даже мирным, домашним тоном. – Военный совет в Филях успешно завершен. Поступаешь в полное распоряжение господина контр-адмирала, душою и телом... впрочем, последнее доводить до логического конца только при обоюдном согласии, я тебя, упаси боже, не принуждаю... – Охальник вы, Константин Кимович, – нейтральным тоном сообщила белокурая девушка Катя, не носившая бюстгальтера, зато носившая потаенно взаправдашний пистолет. – Глупости, Катерина, – прищурился Лаврик. – Всего-то сублимирую пошлыми шутками тягостную напряженность ситуации и ту полную неизвестность, что между нами простерлась. Охальник у нас – эвон кто. – Он похлопал Мазура по плечу. – Это он, отечественный наш терминатор, всех иностранных шпионок, с которыми нелегкая судьба сводила, в койку так и укладывал, мы все от зависти, бывало, на стену лезли. Они ж, шпионки, главным образом очаровательные и сексапильные, вроде тебя, Катерина, работа у них такая... – Да нет, – серьезно сказал Мазур. – Главным образом, они меня укладывали, как им по работе и полагалось... – Он оглядел Катю с ног до головы, усмехнулся. – Ну что же, армия у меня небольшая, но на первый взгляд производит самое приятное впечатление, хотя и ощущается явный уклон в феминизм... – Ничего, – столь же серьезно сказал Лаврик. – Я тебе еще подкину сподвижника мужского пола. Есть тут один опер... Бывший. – Наш? – Нет, милицейский. Пытался в свое время накрутить хвост на кулак кое-кому из "черных археологов", но его, как это не только в кино бывает, так эффективно вывели из игры, дерьмом обдавши, что в три секунды из мундира вылетел. Легко догадаться, любви он к нашим друзьям не питает ни малейшей – а человек надо тебе сказать, мстительный. – Это хорошо, – кивнул Мазур. – Мстительные люди порою жизненно необходимы... Как у вас, кстати, с этим, Катя? – Катерина еще слишком молодая, – сказал Лаврик. – Мстительность тогда хороша, когда ее люди в зрелые годы оттачивают, – чтобы холодная была, рассудочная... Пошли, что ли? Сунув руки в карманы легкой курточки, он первым стал спускаться по утоптанной до каменной твердости светло-желтой земле, напевая почти беззаботно: В путь, в путь, кончен день забав, Пришла пора. Целься в грудь, маленький зуав, И кричи "Ура!" Глава вторая Высокое искусство дипломатии с наганом под полой Мазур, подтормаживая то и дело, без ненужной лихости съехал по крутому и извилистому спуску, повернул вправо, остановился перед знакомыми высокими воротами, украшенными продолговатой черной телекамерой. |
