Уж кому-кому, а ему-то ведомо сие.

Ходивший в походы и набеги с варягами, ни в чём не уступавшими прославленным викингам, Сухов видывал истинных флибустьеров.

Недаром вся Европа дрожала от страха перед норманнами, истово крестясь на иконы, дабы отвёл Господь страшных душегубов с Севера.

Да что там трусливые бюргеры! Ему бы сюда, на «Ундину», с десяток варягов, и тогда они быстренько бы очистили палубу любого из здешних фрегатов, сколько бы народу её не занимало.

Это раньше жили-были «тигры морей», а нонче перевелись они, одна шушера осталась, сявки дальнего плавания…

Олег придирчиво оглядел себя: пошарив по каютам, по ларям, он подобрал одежонку «на выход» — чёрные короткие штаны, заправленные в ботфорты, белую рубаху, на диво чистую, с пышными кружевами, и жилетку-безрукавку.

А уж шляп у Нормандца нашлась целая коллекция — и серые, и белые, и чёрные, с плюмажами из страусиных перьев всех расцветок.

Сухов расчесал свои длинные волосы, склонные слегка виться, и примерил головной убор цвета «тропической ночи» с пышным белым султаном.

Получилось и представительно, и неброско.

Буканьеров он тоже заставил переодеться, ибо по одёжке встречают. А провожают тоже по одёжке.

И оружия на брошенном галиоте хватало.

Затянув пояс кушаком, Олег сунул за него пистолет, такой же «Флинтлок», что был с ним в «прошлой» жизни, и нацепил перевязь с морским палашом.

Готов к труду и обороне.

— Вон местечко освободилось у причала! — крикнул он Бастиану, стоявшему у штурвала. — Правь туда!

— Да, с-сэр! — бойко ответил креол.

Вместе с буканьерами Сухов убрал паруса и приготовился к швартовке.

Большие парусники, вроде фрегатов, близко к берегу подойти не могли, а «Ундине» было в самый раз.

Галиот медленно вписался между фрегатом «Американа» и шлюпом «Ле Серф», правым бортом разворачиваясь к причалу.

Два полуголых негра в рваных штанах ловко приняли выброски с носа и кормы «Ундины». Поданные швартовы чёрнокожие тут же накрутили на сваи, отполированные канатами.

Галиот медленно привалился к пристани, заскрипели сминаемые кранцы — кучки обрывков парусов и канатов, запиханных в верёвочные сетки.

Добро пожаловать на Тортугу!

Олег покусал губу, соображая. Пушки заряжены на всякий случай, и буканьеры всегда при оружии, но маловато личного составу…

Могут быть проблемы.

Пожав плечами, Сухов спустился по сходням на гулкий причал.

«Проблема» возникла тут же, в образе длинного хлыща, разодетого в пух и прах — в камзольчик и панталоны из шёлка, изукрашенного позументами и бантиками. Через плечо, на перевязи, шитой золотом, висела шпага, больше похожая на ювелирное изделие.

Загорелое, обветренное лицо хлыща, с пухлыми губами и маленькими, зоркими глазками, выражало притворную радость.

Мощным, взрёвывающим голосом, на хорошем французском, он вопросил на весь порт:

— А где же мой друг Чак?

— Твой друг Чак утоп, — сообщил ему Олег печальную весть.

Хлыщ, правда, расстроился не особо.

— Ай-ай-ай! — запричитал он, глумливо ухмыляясь. — Какая жалость!

Пираты, толпившиеся у него за спиной, с интересом ждали продолжения.

— Тебе чего, модник? — спокойно поинтересовался Сухов.

«Модник» задумался на секунду, решая, признавать ли данное обращение оскорбительным, упёр руки в боки и огласил свой вердикт:

— Мне — того! Я — Жан Гасконец, капитан флейта «Ла Галлардена». Чак мне свою посудину должен! Отведёшь «Ундину» поближе к моему кораблю, а я, так и быть, заплачу тебе за хлопоты!

— Обойдёшься, — по-прежнему спокойно ответил Олег.