Дорога обрывалась неожиданно, и приехавшие оказывались на площадке, выложенной белым ракушечником. Здесь и парковались экипажи – в беспорядке, там, где было посуше. Приехавшие верхом привязывали своих лошадей к специально врытым для этого столбам. Вокруг площадки простиралось болото, и дальше приехавшие должны были идти по узкой каменистой дорожке. Уже сейчас, несмотря на ранний час, на этой дорожке было оживленно – все спешили туда, где будет проходить аукцион.

Больше всех был очарован происходящим, конечно же, Брайан. Для него это было настоящее Путешествие и Приключение. Он с любопытством смотрел по сторонам и все норовил поскорее побежать вперед: ему казалось, что мать и Клод идут слишком медленно.

Со своим дедом Брайан познакомился только сегодня утром, за завтраком, и еще не успел привыкнуть к нему. Держась за руку матери, он то и дело подозрительно поглядывал на Клода и наконец спросил:

– А это правда мой дедушка, мама?

– Правда, Брайан.

– А почему я никогда не видел его раньше? Он не хотел меня знать?

– Это длинная история, сынок, – вздохнула Блисс. – Я обязательно расскажу тебе ее, но только попозже, когда ты немного подрастешь и сможешь все понять.

Брайан вновь исподлобья взглянул на Клода.

– Папа говорил мне, что дед отдал меня чужим людям, когда я был еще совсем маленьким. Не думаю, что после этого я смогу полюбить его.

Клод вздрогнул и побледнел, словно от сильной боли.

– Я искуплю свою вину, Брайан, – хрипло сказал он. – Я поступил очень плохо, но знай: я раскаиваюсь во всем, что сделал. И еще – я постараюсь заслужить твое прощение. Я буду очень стараться, до самой смерти.

– Тогда тебе придется еще долго прожить на свете, отец, – улыбнулась Блисс.

Она сказала это сразу за двоих – за себя и за своего сына, – а за Гая говорить пока не решалась. Кто знает, сможет ли он когда-нибудь забыть и простить всю боль, и физическую, и душевную, которую ему пришлось пережить по вине Клода?

Вскоре тропинка привела их к древнему индейскому капищу, сложенному из толстых дубовых стволов. Поговаривали, что когда-то здесь приносились богам человеческие жертвы. Теперь же это укромное, спрятанное в глубине болот место было приспособлено братьями Лафитт для их аукционов, на которых выставлялись рабы и вещи, награбленные с торговых судов пиратами.

Тропинка кончалась на границе болот и мелководья, и здесь был устроен широкий дощатый помост, к которому можно было причалить на лодке. Сюда подплывали те, кто решил добраться из города по воде, здесь же разгружались ялики с добром, привезенным на кораблях Братства с тайной пиратской базы, расположенной на Баратарии.

На столах уже были разложены товары, а у дальнего края помоста сгрудились за веревочным ограждением мужчины и женщины – рабы, выставляемые сегодня на продажу. Аукцион вот-вот должен был начаться.

– Ты не видишь Жана Лафитта? – спросил Клод.

– Нет. Пока – нет. Но он может быть на одной из лодок, – предположила Блисс.

– Никогда еще не был на таких аукционах, – заметил Клод, окидывая взглядом пеструю густую толпу. – Я и не знал, что здесь собирается так много народа.

– Да, пиратство – занятие выгодное, – грустно откликнулась Блисс.

Она вспомнила дом Гая на Сосновом острове, переполненный хрусталем и золотом, и впервые подумала о том, что в основе их с Гаем благополучия лежит награбленное, добытое неправедным путем богатство. Впрочем, все это богатство было похищено с кораблей ее отца и Джеральда Фолка, а значит, может рассматриваться как плата за то, что они сделали с Гаем.