— Многого же вы хотите! Это будет вам дорого стоить.
— Нет. Я распишусь в вашей идиотской книге. Это и будет платой.
— Чертово пиратское отродье, — взвизгнул тюремщик, в праведном возмущении забыв о своем ужасе перед Артией. — Да ты и корки хлеба не заслуживаешь! Тебя и саму надо в цепи заковать, к стене приковать, а то, ишь, раскомандовалась! Камин ей подавай! Еду приличную! Одеяла! Где я тебе всё это возьму?!
— Где хотите.
Хлопнула дверь, в замочной скважине проскрежетал ключ. Даже сквозь толстые каменные стены Артия слышала, как тюремщик бредет по коридору, оглашая тюрьму возмущенными причитаниями о безмозглых нахалках, пока, наконец, в ответ ему не подняли крик заключенные в других камерах. Вскоре вся тюрьма гудела, как растревоженный улей.
Перед ним сидела юная девушка, с коротко остриженными темными кудрями и глазами цвета свежесрезанного салата.
На ней было простое белое платье, подчеркивавшее стройную фигурку и нежную кожу. (Наверное, кто-то принес ей вещи в тюрьму…)
Она робко подняла зеленые глаза, и по мраморным ее щекам скатились две хрустальные слезинки.
— Кто она такая? — Судья полистал документы. — Малышка Голди?! Дочь того самого чудовища — Золотого Голиафа?
Пока шло слушание дела Голди, судья много раз перебивал обвинителей и в конце концов дал слово самой Малышке.
Когда он сурово взглянул на нее, она задрожала и робко потупилась, но на миг их глаза всё-таки встретились. И хитроумный судья, всегда гордившийся своими здравыми суждениями, прочитал в ее взгляде всю правду о том, кто она такая на самом деле — хрупкое и нежное создание, чистый ангел во плоти. И еще он увидел — она вверяет ему свою жизнь, ибо видит его мудрость и понимает, что он способен разглядеть истину за нагромождениями лжи.
Малышка Голди заговорила:
— Господа присяжные! Господин судья? Моя история печальна. Долгие годы я была пленницей собственного жестокосердного отца, Золотого Голиафа. Он силой удерживал меня на своем корабле. А потом я стала пленницей его бессердечной команды. Меня заставляли носить мужскую одежду, совсем не подходящую для девушки, вынуждали совершать страшные пиратские деяния — и я ничем не могла им помешать. Всё мое нежное детство, господа, — тут ее наполненные слезами глаза обратились к судье, — прошло в страхах и ужасе. И сейчас, если надо, я готова поплатиться жизнью — но не за свои преступления, ибо я не совершила ничего дурного. Я была всего лишь жертвой — может ли слабая девушка что-нибудь противопоставить острому мужскому уму и грубой силе? Но я встречу смерть с радостью. Моя жизнь была полна страданий, и я охотно положу ей конец!
Судья взмахом руки заглушил протестующие голоса и подался вперед.
— Если бы вас простили, каково было бы ваше самое сокровенное желание?
— О, сэр! — Голди подняла к нему залитое слезами лицо. Крошечный крестообразный шрам, символ дурного обращения с нею, алел, как след поцелуя. — Я бы всей душой хотела стать тем, кем мне никогда не дозволяли быть. Женщиной. Просто женщиной. И я была бы благодарна тому, кто научил бы меня быть ею.
Судья прочистил горло и больше не произнес ни слова.
Десять минут спустя Малышка Голди, капитан пиратского корвета «Враг», была прощена. Точнее, признана совершенно ни в чём не виновной.
— А что будет с командой Голди? — поинтересовалась она.
— Отправятся на виселицу, как и все вы.
— Похоже, у веревок будет много работы, — сказала Артия, как говорила когда-то Молли на сцене.
Потом дверь распахнулась шире, и в ней выросли два дюжих стражника: в камеру внесли несколько блюд, от которых поднимался пар, бутылку вина, горячий кофейник и проволочную корзину с раскаленными углями. |