– Думаю о смерти, – ответил он.

Все дело в цифрах, думала про себя Мула. А знаете что? Я больше не могу этого выносить. Не могу и всё. Праликсова хандра и дедулины беспокойства. Хватит, с меня довольно. К тому же где то примерно в это время она кое кого встретила. И совершенно случайно в ту же самую секунду поведение брата сделалось не в пример хуже.

По наклонной он покатился аккурат во время Золотого Века Процветания. Стоило ей познакомить брата с Кимусом на Базарной площади, как Праликс немедленно испустил мучительный стон. Отлично, подумала Мула и пообещала себе, что в сегодняшнем жарком ему точно достанутся самые деревянные куски корней. Разницы все равно никакой – он никогда не замечал, что ест, и, понятное дело, не благодарил ее за еду. Но она сделает это хотя бы для себя.

Той ночью шел дождь – настоящий, всамделишный, жидкий дождь. Сияющая серебристая дымка оказалась ртутью. Зрелище вышло изумительное (хотя и довольно опасное) – капли так и сверкали в лучах солнц (их на тот момент было три), собираясь в дрожащие металлические шарики и весело скача по канавам. Закат выдался умопомрачительный, но Праликсу как раз приспичило кинуться в постель и начать громко там рыдать. По случаю Кимус как раз впервые пришел к ним на ужин, так что их светскую беседу то и дело прерывали доносившиеся из глубины дома стоны.

С каждым следующим Золотым Веком они становились все громогласнее, словно Праликс каждую новую эру принимал на свой счет. Чем больше все процветали, тем тяжелее скорбел Праликс. Пока что им крупно везло, и капитанская гвардия обходила их дом стороной.

Так вот, сегодня Праликс практически переступил черту. Реветь на улице – это если и не каралось немедленной смертью, то, по крайней мере, тянуло на весьма предосудительное поведение.

Мула отволокла брата домой, попутно сообщив нескольким озабоченным соседям, что ему только что прилетело по голове Процветанием, и поспешно впихнула внутрь, где он благополучно продолжил орать. Пока дедуля Балатон сходил с ума, она пронеслась по всему дому, закрывая окна, задергивая шторы и опуская шумоглушитель на входную дверь. Это горе, решила она, будет носить сугубо приватный характер.

Вернувшись в комнату, она застала Балатона за попытками утешить Праликса – дедушка отчаянно тряс внука.

– Успокойся! Успокойся! Ты должен успокоиться! – твердил он этим своим суетливым писклявым голоском.

Праликс корчился на кушетке, дрожа крупной дрожью и широко распахнув глаза.

– Это куда хуже, чем в прошлый раз. Праликс, ты нас слышишь? Скажи, что стряслось! – попробовала вмешаться Мула.

– Нет нет нет! – Балатон простер трепещущую ручку, чтобы остановить ее. – Нельзя задавать так много вопросов.

– У тебя на все один ответ, – рявкнула она.

Перепуганный человечек ничуть не обиделся.

– Мне не нужны ответы, – глуповато улыбаясь, пролепетал он. – Потому что я не задаю вопросов. Все, чего я прошу – это дать мне жить спокойно.

Тут Праликс, разумеется, издал душераздирающий вопль.

– Ох, Праликс, – старый человечек весь передернулся. – Ты должен успокоиться, прошу тебя…

Праликс в ответ мостом выгнулся на кушетке, выплевывая сквозь стиснутые зубы:

– Жизненная сила умирает! Жизненная сила умирает!!

А внутри ТАРДИС К 9 продолжал крутиться на месте. Романа внесла это в список любопытных явлений, случившихся за день. В жизни Доктора, казалось, ничто не ходило прямым путем. До ее, Романы, прибытия у него даже не было никакого плана по исследованию бесконечности – он даже простейшего списка себе не составил. Даже с такой элементарной вещью, как приземление на нужную планету, и то сплошь и рядом возникали трудности. И собака робот у него была какая то непонятная.