— Вы ничего не узнали о Тремаль-Найке?

— Ничего, Каммамури. Я спрашивал кое-кого, но безрезультатно.

— Бедный хозяин, — прошептал Каммамури.

— Мы спасем его, обещаю тебе, — сказал Янес. — Сегодня же вечером я примусь за дело.

— Что вы собираетесь предпринять?

— Постараюсь проникнуть к радже и, если удастся, стать его другом.

— А как?

— У меня есть идея и, кажется, хорошая. Я устрою скандал, подниму шум, затею где-нибудь потасовку, чтобы быть арестованным солдатами раджи.

— А потом?

— Потом я сочиню какую-нибудь трогательную историю и выдам себя за знатного лорда, за баронета. Будь уверен, это прекрасная идея! Ах как мы посмеемся!

— А что делать мне?

— Ничего, мой дорогой маратх. Отправляйся прямиком к Сандокану и скажи ему, что все идет, как нельзя лучше. Завтра, однако, приходи и слоняйся поблизости от дома раджи. Возможно, ты мне понадобишься.

Маратх поднялся.

— Один момент, — сказал Янес, вытаскивая из кармана увесистый кошелек и протягивая ему.

— Что мне делать с этим?

— Чтобы осуществить мой проект, у меня не должно быть в кармане ни гроша. Дай-ка мне еще и твой крисс, который ничего не стоит, а взамен возьми мой — на нем слишком много золота и алмазов. Эй горе-трактирщик, еще шесть бутылок испанского вина!

— Вы хотите напиться вдрызг? — спросил Каммамури.

— Предоставь это мне, и увидишь. Прощай, мой дорогой!

Индиец бросил на стол шиллинг и вышел. А португалец принялся откупоривать бутылки, которые стоили не меньше двух фунтов стерлингов.

Он выпил два или три стакана, а остальное отдал малайцам, которые сидели рядом. Они долго не могли прийти в себя от такого великодушия европейца.

— Эй трактирщик! — снова закричал португалец. — Принеси-ка еще вина и чего-нибудь повкуснее.

Китаец, страшно довольный таким выгодным посетителем и умоляя в душе доброго Будду посылать ему каждый день таких же, принес новые бутылки и блюдо ласточкиных гнезд, приправленных уксусом и солью — кушанье, доступное только богачам.

Португалец, хоть и поел уже за двоих, снова принялся работать зубами, не забывая пить и угощать всех соседей вокруг.

Когда он кончил, солнце уже зашло, и в харчевне зажгли большие лампы, которые рассеивали на пьянчуг бледный свет, делавший их желтые лица почти зелеными.

Он закурил сигарету, проверил курки своих пистолетов и поднялся, бормоча:

— Уходим, Янес, уходим. Трактирщик поднимет сейчас дьявольский шум, но я устрою ему еще больший. Сбегутся солдаты раджи, и я буду арестован. Сандокан, я уверен, не придумал бы плана лучше.

Он выпустил в воздух два-три кольца дыма и спокойно направился к двери. Он уже собирался перешагнуть порог, когда почувствовали, что его схватили за рукав.

— Мсье! — раздался голос.

Янес обернулся, нахмурившись, и оказался лицом к лицу с хозяином харчевни.

— Что тебе, мошенник? — спросил он, притворившись оскорбленным.

— Счет, сеньор.

— Какой счет?

— Вы мне не заплатили, милорд. Вы должны мне три фунта, семь шиллингов и четыре пенса.

— Убирайся к дьяволу! У меня нет ни гроша во всех моих десяти карманах.

Китаец из желтого стал совершенно серым.

— Но вы мне заплатите! — закричал он высоким фальцетом, цепляясь за рукав Янеса.

— Оставь мою одежду, каналья! — завопил в свою очередь тот.

— Вы должны мне три фунта, семь шиллингов и…

— И четыре пенса, я знаю, но ты их не увидишь, мошенник.