Внезапно к хрусту тяжелого тела, продирающегося надо мной сквозь листву, прибавились жуткие крики и рычание. В наводящих ужас нестройных воплях угадывались голоса нескольких существ. Неужели меня преследовали все обитатели этого кошмарного леса сразу?

Возможно, мои нервы были немного не в порядке. Но кто посмел бы обвинить меня в этом, если учесть все, что я пережил за последние несколько недель, в частности, за последние часы? Однако психика моя была расстроена еще не окончательно. Я отдавал себе отчет в том, что ночные шумы часто множатся самым непредсказуемым способом. Я слышал койотов, тявкающих и воющих ночью вокруг лагеря в Аризоне, — и я мог бы поклясться, что их там сотни. Разумеется, если бы полагался исключительно на слух, — но я ведь точно знал, что их там один-два, не больше.

Но в этот миг я был совершенно уверен, что слышу голоса нескольких существ — более чем одного. Голоса смешались в ужасный шум, который определенно приближался ко мне. Конечно, я не был уверен, что обладатели этих страшных голосов — чудовища, преследующие именно меня. Но леденящий тихий голос где-то внутри нашептывал, что это так.

Я хотел успеть добраться до висячей мостовой (я бы чувствовал себя уверенней, прочно стоя на двух ногах). Однако я находился еще слишком высоко, чтобы прыгать, а ветки на этом участке, как я уже упоминал, были обрублены. Тогда я вспомнил о веревках, срезанных с покинутого парашюта. Быстро сорвав с пояса один из мотков, я перекинул веревку через ветку, на которой сидел, прочно зажал в руках оба конца и приготовился спрыгнуть. Вдруг крики и рычание прекратились. Я услышал, как кто-то пробирается в мою сторону, и увидел, как прямо надо мной закачались ветви под его весом.

Я прыгнул с ветки, качнулся вперед и скользнул по веревке футов на пятнадцать ниже, на мостовую. Как только я приземлился, молчание великого леса было вновь нарушено ужасным криком над моей головой. Я глянул вверх и увидел устремившуюся ко мне странную тварь, а за ней — еще одну неописуемо ужасную рычащую морду. Я видел ее только мгновение. Я едва успел сообразить, что это морда живого существа, наделенного глазами и ртом, — затем она скрылась в листве.

Тогда я воспринял это жуткое видение подсознательно, краткой вспышкой, запечатлевшейся на сетчатке глаз, поскольку в этот момент первая бестия была уже в воздухе надо мной. Однако это видение осталось нестираемым в моей памяти. Мне довелось вспомнить его впоследствии при обстоятельствах столь чудовищных, что ум простого смертного землянина едва ли способен вообразить их.

В тот миг, когда я отшатнулся назад, чтобы уклониться от прыгнувшей на меня твари, я все еще держался за один конец веревки, по которой спустился на мостовую. Я держался за эту чертову веревку совершенно бессознательно, механически, просто не успев разжать кулак. Двигаясь назад, я потянул веревку за собой и сдернул ее с сука, через который она была перекинута. Случайное обстоятельство, но, без сомнения, весьма счастливое.

Тварь промахнулась, приземлилась на все четыре лапы в нескольких футах от меня и замерла, очевидно, слегка ошеломленная. Это дало мне возможность собраться с мыслями, продолжая медленно отступать. В то же время правой рукой я машинально свивал в кольца веревку.

Простые и глупые на первый взгляд поступки, которые человек делает в минуты опасности или волнения, часто кажутся бессмысленными и необоснованными также и на второй взгляд. Но я думаю, что они продиктованы подсознанием, действующим во имя самосохранения. Быть может, они не всегда удачно выполняются, часто и вовсе бесполезны. Но в этом случае подсознание ничуть не хуже сознания, которое гораздо чаще ошибается, чем попадает в точку. Я не могу не подыскивать объяснения стремлению, которое заставило меня сохранить при себе веревку. Хоть я этого еще и не знал, она была единственной нитью, ведущей к моему спасению. Тонкой нитью,на которой оказалась подвешена моя жизнь.