Все равно не понимаю, зачем вас тащат к нам в страну. Будь на то моя воля, вы бы получили порцию вот этого, — и он постучал по оружию, которое висело в кобуре у него на поясе.
Оружие (точнее, его кобура) наводило на мысль о чем-то вроде пистолета. Я предположил, что это образец того любопытного стрелкового оружия, испускающего смертоносные лучи, которое Камлот мне описывал. Я почти собирался попросить парня показать мне его, когда офицер вышел из башни и приказал стражникам ввести нас.
Нас ввели в комнату, где сидел хмурый мужчина с самым нерасполагающим выражением лица. Когда он рассматривал нас, на его лице была ухмылка выскочки, получившего неожиданную власть над тем, кто выше его. Ухмылка, которая пытается все скрыть, но только предательски делает явным превосходство собеседника, обнажая низость и тупость своего хозяина. Я понял, что этот человек мне не понравится.
— Еще двое клуганфал! — воскликнул он. (Ганфал означает «преступник»). — Еще двое зверей, которые пытались угнетать рабочих. Но вам это не удалось! Теперь господа мы. Вы поймете это еще прежде, чем мы достигнем Торы. Кто-нибудь из вас врач?
Камлот покачал головой.
— Не я, — сказал он.
Мужчина, которого я счел капитаном корабля, присмотрелся ко мне внимательно.
— Ты не вепайянин, — сказал он. — Кто ты вообще такой? Никто до сих пор не видел светловолосого и голубоглазого человека.
— Считай, что я вепайянин, — ответил я. — Я никогда не был в другой стране на Амтор.
— Что ты хочешь сказать этим «считай»? — потребовал ответа он.
— Я хочу сказать, что не имеет значения, что ты думаешь, — презрительно фыркнул я.
Мне не понравился этот тип. Когда мне кто-то не нравится, я не умею этого скрыть. А в этом случае я и не старался.
Он покраснел и привстал со стула.
— Вот как, не имеет значения! — вскричал он.
— Сядь, — посоветовал я. — Тебе приказано привезти вепайян. Никого не волнует, что ты думаешь о них. Но если ты их не доставишь, у тебя будут неприятности.
Соображения дипломатии должны были бы обуздать мой язык, но я плохой дипломат, тем более, когда рассержен. А сейчас я был рассержен и даже испытывал отвращение, поскольку в отношении этих людей к нам замечалось нечто, изобличающее невежественную предубежденность и злобу. Более того, из обрывков сведений, почерпнутых у Дануса, а также из слов моряка, который объявил, что был бы не прочь убить нас, я вывел заключение, что я не очень ошибался в своих предположениях, что офицер, обращавшийся к нам, превысит свои полномочия, если причинит нам вред. Все же я сознавал, что рискую, и с волнением ожидал результата своих слов.
Этот мерзкий тип повел себя как побитая дворняжка. Он сдался после единственной слабой угрозы:
— Это мы еще посмотрим.
Он обратился к лежащей перед ним открытой книге.
— Как твое имя? — спросил он, указывая в сторону Камлота.
Даже этот жест был несносен.
— Камлот из рода Зар, — ответил мой товарищ.
— Профессия?
— Охотник и резчик по дереву.
— Ты вепайянин?
— Да.
— Из какого города Вепайи?
— Из города Куаад, — ответил Камлот.
— А ты? — спросил офицер, обращаясь ко мне.
— Я Карсон из рода Нэпьер, — ответил я, используя амторианскую форму. — Я вепайянин из Куаада.
— Профессия?
— Я авиатор, — ответил я, используя английское слово и с английским произношением. |