Быть может, теплота встречи была усилена их желанием скрыть подлинные чувства. Мы были вместе почти непрерывно на протяжении нескольких месяцев, между нами завязалась теплая дружба, а сегодня нам предстояло расстаться, и вероятность того, что они когда-либо смогут снова встретиться со мной, была чрезвычайно мала. Это был мой последний день на Земле; сегодня вечером я стану для них столь же мертвым, как если бы три фута земли покрывали мой неодушевленный труп.

Возможно, что собственные переживания окрашивали мою интерпретацию их чувств, ибо должен признаться, что я боялся этого последнего перед самым стартом момента, как едва ли не самого тяжелого во всем приключении. Мне приходилось общаться с людьми многих стран, но я не знаю других, чьи качества настолько склоняли бы вас к любви, как у этих мексиканцев, которые еще не были испорчены чересчур близким контактом с нетерпимостью, алчностью и прагматизмом американцев. И кроме того, здесь был Джимми Уэлш! Прощание с ним должно было оказаться вроде расставания с родным братом. На протяжении всех этих месяцев он умолял меня взять его с собой, и я знал, что он будет продолжать свои просьбы до самой последней минуты. Но я не мог рисковать ни одной жизнью без необходимости.

Все мы погрузились в вагонетки, которые использовались для перевозки припасов и материалов с берега в лагерь, расположенный несколькими милями дальше от берега. Наш путь лежал к небольшому плато, где гигантская торпеда ожидала нас на стартовой колее длиной в милю.

— Все готово, — сказал Джимми. — Мы навели блеск на последние детали сегодня утром. Каждый ролик, каждый рельс колеи был проверен по меньшей мере дюжиной человек. Мы буксировали этот драндулет, этот твой летучий гроб туда и обратно по всей длине колеи три раза подряд на грузовой платформе, а затем заново смазали все ролики. Трое из нас независимо друг от друга проверили каждый элемент оборудования и каждую унцию припасов. Мы сделали все, что возможно,разве только ракету не запускали. Теперь мы готовы лететь. Ведь ты все-таки берешь меня с собой, правда, Кар?

Я покачал головой.

— Пожалуйста, не надо, Джимми, — попросил я. — У меня есть полное право играть в азартные игры на свою жизнь, но не на твою. Так что забудь об этом.

Уэлш скривился.

— Но я намерен сделать кое-что для тебя, — добавил я. — Всего лишь как знак того, что я высоко ценю помощь, которую ты мне оказал и все такое прочее. Я собираюсь оставить тебе свой старый корабль на память обо мне.

Разумеется, он был благодарен, но все же не мог скрыть своего разочарования тем, что я не позволил ему сопровождать меня. Это было очевидно по тому, какие завистливые сравнивающие взгляды он бросал на фюзеляж малышки Сикорски и фюзеляж драндулета, как он любовно окрестил огромную торпеду, которая через несколько часов должна была унести меня в космос.

— У твоего драндулета потолок в тридцать пять миллионов миль, — скорбно простонал он. — Только подумай об этом! Марс в качестве флажка для отметки рекордного подъема!

— И хорошо бы я попал прямо в этот флажок! — воскликнул я пылко.

Наклон колеи, по которой должна была двигаться торпеда при старте, потребовал целого года вычислений и консультаций. День отбытия был запланирован еще раньше. Были в точности вычислены точка, в которой Марс поднимется над восточным горизонтом в эту ночь, а также точное время старта. Затем необходимо было сделать поправки на вращение Земли и притяжение ближайших небесных тел. Таким образом колея была уложена в соответствии с этими расчетами.