— Не надо! — эхом откликнулась Данка. — Я не хочу больше, не могу!

Наконец Данке удалось вырваться, она с силой отшвырнула от себя Касю, метнулась к двери и выскочила в коридор.

— Данка, — это уже Юлия, верная кривоклювая птичка на спине аллигатора. — Я за ней.

Мария и Клара сидели, обнявшись, на одной из кроватей. Их тревожное объятье было таким крепким, что сложно было сказать, где заканчивалась одна и начиналась другая, и чей тонкий скулеж звучал, заглушая затихающие рыдания Дануты в коридоре.

Магда осторожно приблизилась к Касе и заглянула той в глаза. Она была без чувств, а губы еще блестели выступившей слюной.

— Кася, Кася, не умирай, — зачем-то запричитала Магдалена. — Не надо.

Она обмакнула носовой платок в бокал с водой для духов и стала тереть холодной тряпицей виски подруги.

— Только очнись, — бормотала она. — Ну же!

— Может, доктора позовем? — подала голос Клара. Одной рукой она продолжала гладить Марию по растрепавшемуся затылку.

— Это плохая идея. Но если она до утра не…

Тут Кася закашлялась и согнулась пополам. Ее вырвало прямо Магде на колени.

— Фу! — взвизгнула та. — Кася! Ты гадкая! Ты меня напугала, знаешь как?!

И, наконец, позволила себе заплакать.

Дневник Касеньки

Осень 1922

Часть 2

У меня все еще ужасный почерк. Он даже стал хуже. На правой руке было чуть больше швов, и она еще немного болит.

Но мне это совершенно все равно!

Самое главное в моей жизни уже случилось, и мне больше нечего бояться, не из-за чего переживать. Я никогда больше не буду одна.

Мама и папа совершенно такие же, как были, какими остались на фотографии в дедушкином доме. Мама серьезная, рот строгий, глаза только смеются. Какие же у нее красивые глаза! И целое море душистых, теплых волос.

У папы все такая же белозубая улыбка. Он и сейчас не отнимает руки от маминого плеча. Я не могу дотронуться, как ни пытаюсь. Но я слышу их голоса, хоть их рты не шевелятся. Особенно хорошо я слышу маму. Каждую ночь она стучится в дверь и входит в комнату. Она рассказывает мне тысячи удивительных историй.

И я становлюсь самой счастливой в мире.

Но как бы я хотела коснуться ее!

***

Совсем забыла рассказать — у меня теперь есть целых пять подруг! Я уверена, они поняли, как несправедливо обошлись со мной. И ради такого я бы снова порезала руки, не жалко.

***

Кстати, Магда позаботилась о пане Бусинке, пока я лежала в лазарете. Он отвык от моего запаха, но зато теперь совсем ручной. Свил в коробке гнездо из обрывков линованной бумаги.

***

(несколько строк зачеркнуты до полной неузнаваемости написанного)

***

Я не помню. Не помню, не помню, не помню, не помню!

Пытаюсь восстановить ту ночь — шаг за шагом, картинка за картинкой — и в какой-то момент натыкаюсь на стену. Она мягкая, как занавесь, но я не могу ее сдвинуть. И голова так нестерпимо начинает болеть!

Магда сказала, что девочки хотят испытать меня на Дзяды. Хотят, чтобы я обратилась к духам предков. Я не испугалась. А надо было.

Сначала все шло хорошо. Мы взялись за руки и стали одним. Мне было приятно, будто в лодке в самом центре лесного озера. Будто меня согрело солнце и убаюкала вода. Слова находились сами собой, и девочки меня слушали.

Я уже поняла, что если дышать медленно, глубоко, а глаза поднять особым образом, то голова становится тяжелой, и начинает видеться разное. Я и увидела. Мама и папа пришли первыми. Потом какие-то люди, я не могла разглядеть их лица целиком. Они все время быстро отворачивались и ныряли в розоватый туман, оставляя смазанные полосы на внутренней стороне век.