— Не так страшно нарушение правил школы, как грех тщеславия, — со значением объявила она, размешивая пять кубиков сахара в чайной чашке. — И вы видели этот мерзкий знак на брошках? Дьявольщина, не иначе.

— Неужели, — иронично скривился пан доктор. — Я вижу какие-то руки, лист растения и полумесяц. Не спорю, композиция занятная, но что же тут дьявольского? Насколько мне известно, у Него другие знаки. Козлиная голова или…

— Да что вы понимаете!

Спор длился долго и закончился решением броши изъять и девочкам не отдавать до их отъезда в июне. Стоит ли говорить, что это было равнозначно объявлению войны? Дана понимала — действовать нужно сейчас. А способ был ей давно известен.

Чтобы что-то получить, нужно чем-то пожертвовать, и она безошибочно определила меру. Ценность жертвы не в ее стоимости и даже не в количестве пролитой крови. Ценность в потере, в чувстве утраты.

Несмотря на питаемое ею отвращение, он знал запах ее рук. Он не понял подвоха, когда учуял в этих руках лакомство. Он даже не пискнул, когда руки сжали его крепче, чем кто-либо когда-либо сжимал. Он слишком привык к ласке, к играм. Но, когда его прижали к полу лапками кверху, а острие прижалось к палевой шерсти на ребрах, игра кончилась.

Ей не хватило ни сил, ни ловкости, чтобы совершить все одним ударом. Она заносила маникюрные ножницы снова и снова, а на ее руках остались следы предсмертной борьбы. Когда все кончилось, она не пошла в лазарет, просто промыла руку под струей воды и сбрызнула длинные царапины припрятанными духами, чтобы уберечься от ­инфекции.

Безжизненное тельце пана Бусинки — истерзанное, изломанное, мало напоминающее его самого при жизни — Дана оставила гнить в углублении под каменной ступенью крыльца. Таким образом, она принесла дар всему пансиону.

Избавь, сотри. Уничтожь. Убери с дороги.

На клочке бумаги, вырванном из тетради, было имя.

И мстительный дух наконец внял ее молитвам. Принял ее подношение.

Кася долго искала своего друга. Когда он стал совсем самостоятельным, то начал часто убегать куда-то в глубь стен пансиона. Иногда не возвращался целыми днями, но когда прошла неделя, Кася начала волноваться.

— А вы не видели пана Бусинку? — спросила она за ужином. — Может, он забегал в ваши комнаты?

Девочки только покачали головами. Разговор был им неприятен, а Магда и вовсе стала такой же неразговорчивой, как Клара. И меньше всего на свете она желала обсуждать с соседкой исчезновение питомца.

— Ты бы услышала визг. Может, он попал в мышеловку? — Дана упивалась ее страхом, подбирая мясной соус хлебной коркой.

— Или съел яд? — охотно подхватила Юлия.

— И вообще, где гарантия, что ты привадила одну единственную крысу? Может, все это время в твоей кровати спало целое семейство грызунов? Крысы же все одинаковые. Голохвостые, вонючие.

— Нет, я бы узнала его!

— А я бы нет, хоть и часто видела его вблизи, — заявила шепотом Данка, глядя ей в глаза. — Вот на днях я убила одну…

Она помолчала, наслаждаясь эффектом. Мария со звоном уронила вилку, Юлия сдавленно хихикнула в ладонь, а Магда перестала размазывать пюре по тарелке и застыла изваянием.

— Зачем? — спросила за всех Клара.

— Хотела покормить нашего общего друга, — Данка промокнула губы льняной салфеткой. — В обмен на услугу.

Кася всхлипнула и задохнулась:

— Как ты… Ты отдала тому демону пана Бусинку?!

— Не сходи с ума, Касенька, — ласково ответила Дана.