Или находясь в толпе на перроне вокзала, пялился на рельсы, слыша приближение поезда. Один рывок и мои мучения могли закончится, мысль о таком опьяняла. Но никогда не делал ничего, выходящего за рамки, никогда не рисковал по настоящему. Возможно, просто я трус. Ну или инстинкт самосохранения гипертрофирован. Кто знает?
В прежней жизни я уже видел мёртвых людей, жертв аварий и не только. Иногда пусть и живых, но избитых до полусмерти. Это началось с детства, жестокость стала частью жизни. Синяки, угрозы, рассечения кожи — всё это являлось обыденностью.
Нет, это началось ещё раньше. Когда мы с мамой искали папу и нашли его за гаражами с порезанным животом. Мать билась в истерике, я же просто стоял и смотрел как истукан, не понимая почему отец не просыпается. Мать потом говорила, что я тряс его и просил подняться, но такого не помнил, если честно. После той картинки мёртвого родителя, свернувшегося в позу эмбриона, в свете далёкого уличного фонаря, тени веток, что гуляли туда сюда от ветра, следующее воспоминание его же в горбу. Уже мертвенно-бледного, спящего, с какой-то белой повязкой на лбу, которая ему совершенно не шла.
Да, с того дня чужие смерти не трогали меня, даже наоборот, смерть приобрела налёт таинственности. Я никогда не мучил животных, но и не защищал, когда это делали другие. Максимум, что мог сделать, это потом похоронить тушку, очеловечивая её. Глупые поступки глупого ребёнка. Вся жизнь казалась тайным шоу, где неведомые зрители следили за мной как за букашкой под лупой. Они подкидывали препятствия и ждали, когда сдамся.
А вот фигушки.
Конечно, с возрастом пришло понимание, что мир не вертится вокруг меня, но стремление не сдаваться и не поддаваться на провокации осталось.
Вернувшись на поляну, я залез на навес и забрал свои вещи, после чего заглянул в повозку. Действия второго эльфа вызвали одновременно недоумение и презрение: он шарил в вещах старика!
— Ты что делаешь? — вырвалось с обвинительный тоном.
Парень замер и посмотрел на меня. Глаза его округлились, он перевёл взгляд на мешок, куда были погружен его руки, после чего одёрнул их.
— Это не то, что ты подумал!
— А что же тогда? Решил обобрать мертвеца?
— Да нет же! Ты всё неправильно понял!
— Ну-ну. Делай что хочешь. Он всё равно был мне никем. На добычу не претендую.
Я развернулся и вышел на дорогу, благо стоило сделать лишь несколько шагов для этого.
— Ты за кого меня принимаешь?
Второй бросил свои дела и кинулся за мной.
— За эльфа мужского пола, — ответил я. Такой ответ сбил его с толку, он замолчал, порывисто дыша. Определённо хотел сказать хоть что-то в своё оправдание, но не находил слов. Я же отвернулся, посмотрев в сторону, где чуть вдалеке виднелась повозка, перегородившая тракт.
— Ари! — взволнованно окликнул первый своего друга, выбравшись из кустов. — Это он, дядюшка Менелтор!
— Вот ведь гавно…
Не ожидая ругательства, которых и не слышал толком в местной повседневности, удивленно вскинул бровь.
— Нужно возвращаться в деревню, — вещал первый, приближаясь к нам. Вся его храбрость испарилась, передо мной стоял обычный взволнованный парень. Я почему-то получил от того факта удовлетворение. — Похоже, эльфоед к нам переместился.
— Да ладно! — удивленно воскликнул Ари. — Быль не может! Он ведь орудовал километров за сто отсюда, разве нет?
— Может и новый какой.
— Ну тебя! Огради Коррелон нас от такого, — он приложил три сложных пальца к солнечном сплетению. Как раз туда, где основное ядро расположено.
— В любом случае, надо возвращаться в деревню.
— Это точно, — кивнул Ари и посмотрел на меня. — Тебя звать то как?
— Галеон, — выдал один из вариантов своего временного имени. |