Но это ничего! В таких ощущениях была даже приятность — напоминание, что наконец-то пришло лето… Зато не было никакой приятности в голосе Капки Бутыриной, которая сунулась в приоткрытую дверь.

— Сушкин! Ты почему валяешься на постели? Это же не разрешается!

— А что разрешается? — зевнул он.

— Завтракать… Ты почему не пришёл в столовую?

— А что там? Наверно, опять жареная рыба с вермишелью.

— С капустой…

— Тьфу…

— Ох, какой ты при… ви… рдели…

— …редливый, — подсказал он.

— Ага… А почему не пошёл со всеми в зоопарк?

— Чего я там не видел? Было одно доброе существо, страус Феня, да и того уморили. Остались два облезлых попугая и плешивый верблюд…

— Венера Мироновна говорит, что ты… этот…

— Кто я?

— Ин… диви… дву…

— …дуа…

— Ага… лист. Вот.

— Сама ты «лист»! Банный. Прилипла, как в парилке к ж…

— Хулиган!

— К железному тазу… Чего надо-то?

— Мне вовсе ничего. Марина Егоровна велела, чтобы ты пришёл в канцелярию.

— Зачем?

— А я знаю? Она сама скажет, зачем… — объяснила Капка с ехидной ноткой.

— Даже на каникулах нет покоя… — Сушкин спустил с кровати ноги, нащупал ими растоптанные кроссовки, потянулся, поддёрнул комбинезон с куцыми клетчатыми штанинами. Обошёл на пороге Бутырину…

В канцелярию звали обычно для нагоняя за какую-нибудь провинность. Но Сушкин провинностей за собой не знал. Он лениво прискакал на второй этаж и стукнул костяшками в приоткрытую дверь.

— Здрасте. Вот, я пришёл…

Молодая симпатичная Марина Егоровна скользнула по нему бархатистыми глазами.

— Вижу, что пришёл… Сушкин. Почему ты такой помятый?

Он пожал плечом, отчего лямка с блестящей пряжкой съехала с плеча, он поймал её локтем. Набросил опять. Тронул у левого уха колечко. Вопросительно глянул на воспитательницу.

Марина Егоровна работала здесь недавно. Пришла на эту должность, в третью группу, вместо Галины Евгеньевны, которая отправилась в декретный отпуск — она собиралась рожать ребёнка (дело, сами понимаете, непростое, требует подготовки). Галину Евгеньевну не то, чтобы очень любили, но была она своя, привычная. А Марина — непривычная. Непонятная даже. То улыбалась и заигрывала, то злилась и кричала непонятно из-за чего. «Видимо, у неё мало педагогического опыта», — решила третья группа.

Сейчас Марина сказала без сердитости, но и без улыбки:

— Судя по всему, ты валялся на кровати…

Сушкин переступил, почесал левой кроссовкой правую ногу и сообщил, что не валялся.

Марина Егоровна прищурила подведённые ресницы:

— Честное слово?

— Честное слово… не валялся, а просто отдыхал.

— Да-а?.. От каких это трудов?

— От учебного года.

— Хм… по-моему, ты не особенно надрывался. В дневнике тройка на тройке и тройкой погоняет…

— По чтению пятёрка, — возразил Сушкин. — И четвёрка по физкультуре… И по пению…

— Ну, разумеется! Ведущие предметы!

— Чтение — ведущий.