Однажды, будучи пьяным, Тимченко сказал, что кто-то меня выслеживал на охоте и что покушавшийся побоялся стрелять в меня, так как узнал, что в случае промаха будет убит мною. «Он знал, что вы здорово стреляете и побоялся рискнуть», — закончил он. На следующий день, когда я, желая уточнить тимченковскую информацию, спросил у него, кто выслеживал меня и арестован ли он? — Тимченко, глазом не моргнув, ответил: — «Ничего подобного я вам не говорил. Вы меня не так поняли».
Отношения наши к тому времени настолько определились, что когда Тимченко попросил сообщать ему, куда я еду, якобы для того, чтобы принимать какие-то меры охраны, я, смеясь, ответил поговоркой: «Избавь боже от таких друзей, а с врагами сам управлюсь». Что уж тут было в кулак шептать…
Край, округ, станица, — вот откуда жали на нас. Но не думайте, что мы были уж такие бедные-несчастные. Мы знали, что если дело дойдет до серьезного, то Вы нас в трату не дадите. На Вас, т. Сталин, на ЦК была надежда. Была, есть и будет. А если б этой надежды не было, да разве можно было бы года жить под таким чортовым прессом?
С 1936 г. дело пошло быстрее. Подвернулся случай расчитаться с нами простым и безопасным способом — началось по краю выкорчевыванье врагов. Случаем этим не преминули воспользоваться. В Кашарском р-не органами НКВД была вскрыта эсеровская организация. Изъятие проводил в числе других работников НКВД наш уполномоченный НКВД Тимченко. В слободе Н.-Греково арестовали учителя Иванкова. Родом из этой слободы был Красюков П. А. — член бюро Вешенского РК, мой товарищ, однажды уже сидевший в тюрьме по милости врага народа Овчинникова.
Тимченко и Сперанский — нач. Миллеровского окружного отдела НКВД — в прошлом сиятельный дворянин и поручик царской армии — выжали из Иванкова показания о причастности Красюкова к эсеровской организации. Одного этого показания было достаточно: Красюкова арестовали 23 ноября 1936 г.
Красюков 16-летним мальчишкой ушел добровольцем в Красную армию, с 1920 г. был секретарем комсомольской ячейки, сам рождения 1903 г. Иванкова видел всего несколько раз. Происхождением из бедняцкой семьи. Но кому все это было нужно? Кого интересовало прошлое Красюкова? Надо было арестовать одного из вешенцев, нашелся благовидный предлог, и арестовали. Расчет был простой: вырвать у Красюкова ложные показания на всех вешенцев, а тогда уж добраться и до остальных, на основе этих показаний.
Надо ли говорить о том, что арест Красюкова оставшиеся 6 членов бюро Вешенского РК расценили по разному. Луговой, Логачев и я, зная Красюкова как исключительно честного, преданного делу партии коммуниста, считали, что арест его — либо плод недоразумения, либо результат нечестных действий Тимченко, у которого с Красюковым были плохие отношения, либо, попросту, начало открытого похода против нас.
Луговой, Логачев и я голосовали против исключения Красюкова из партии, считая необходимым выждать до получения из крайкома материалов, которые послужили причиной ареста; остальные трое — Чекалин, Тимченко и Виделин — голосовали за исключение.
На районном партийном собрании подавляющее большинство коммунистов, знавших Красюкова на протяжении ряда лет совместной работы в р-не, голосовало против исключения, т. к. причины таинственного ареста никому не были известны и РК не мог дать объяснений по этому поводу. (Из 104 членов партии голосовало против исключения 91).
Собрание поручило РК выяснить в крайкоме причину ареста Красюкова и после этого снова обсудить вопрос о Красюкове.
В январе прибыл в Ростов Евдокимов. Мы были крепко обрадованы его назначением. Думалось, что дела в крае пойдут по настоящему и отношение к нам станет иное. Расчитывали и на то, что он заинтересуется делом Красюкова и со всем разберется. Но Евдокимов с первых же дней приезда недвусмысленно дал понять нам, что мы остаемся на прежнем положении, и что борьба не кончена. |