Евдокимов с необъяснимой злобой всенародно обрушился на Лугового и начал орать: «— Что ты мне болтаешь о какой-то опале! Вы в Вешенской богему создали! Шолохов у вас — альфа и омега! Камень себе поставьте и молитесь на него! Пусть Шолохов книжки пишет, а политикой мы будем заниматься без него!» и пр. в этом же роде.

В феврале ко мне пришел директор Грачевской МТС соседнего Базковского р-на Корешков, ранее работавший в Вешенской на должности зав. райзо. Он рассказал следующее: его вызвал к себе нач. Миллеровского окр. отдела НКВД Сперанский, продержал на допросе 14 часов, а под конец заявил: «— Ты служил в белой армии и скрыл это при вступлении в партию. Будучи в белых, ты расстреливал красноармейцев. У нас на тебя имеется вот какое дело, — и показал огромную папку. — Посадить тебя мы можем в любой момент. Но пока мы этого не думаем делать. Все зависит от тебя. Ты нам нужен. Ты в дружеских отношениях со Слабченко, с Луговым, с Шолоховым. Пока ты нам должен материал на Слабченко, как на троцкиста. Ты нам должен помочь размотать его. Поезжай к нему в совхоз, пей с ним водку, и добывай материал, как на троцкиста. Иначе тебе будет плохо. Пойми, что ты в наших руках. И сейчас я с тобой разговариваю по мирному, а вот когда сядешь к нам в подвал, — тогда разговаривать будем по иному…» Тут же Сперанский предупредил Корешкова, что если он кому-либо скажет об этом разговоре, то его не только арестуют, но и немедленно расстреляют.

Корешков спросил у меня: — «Что мне делать?»

Я посоветовал ему написать т. Ежову о том, что Сперанский провоцирует его и понуждает под угрозой ареста давать лживые материалы на Слабченко.

Ездил ли Корешков к Слабченко, или нет я не знаю. Но в марте Слабченко был арестован по распоряжению Сперанского. А некоторое время спустя арестовали и Корешкова.

Узнав, что Красюков арестован как враг народа, два м[еся]ца спустя после его ареста, мы исключили его из партии.

В апреле в Вешенскую приехал Евдокимов. На закрытом бюро РК мы выложили ему наши разногласия с группой Чекалина. Евдокимов обвинил нас в прямой защите врага народа Красюкова, заявил, что Красюков — матерый враг, что мы совершили тяжкое партийное преступление, не исключая Красюкова из партии на протяжении 2½ м-цев, и взял Чекалина и остальных под свою прямую защиту. За то, что Луговой назвал на партсобрании Чекалина «шеболдаевцем», Евдокимов жестоко обрушился на Лугового: «Кто дал тебе право делать имя Шеболдаева нарицательным?!» В своем заключительном слове Евдокимов намекнул, что Лугового и Логачева надо проверить, и что из Вешенской их надо убрать.

После его отъезда Чекалин, Тимченко, Виделин стали открыто саботировать сев. Они почти не были в поле. Чекалин безвылазно сидел в РК и занимался собиранием на Лугового материалов, Тимченко прямо отказался ехать на посевную, ссылаясь на занятость, Виделин уехал в Ростов в «командировку» и без разрешения РК прожил там 2 недели, по сути бездельничая. Чекалин и Тимченко открыто говорили коммунистам: «— Дни Лугового и Логачева сочтены. Сев проваливается. Теперь Луговой — и без этого рябой — порябеет еще больше».

Руководство севом легло полностью на Лугового и Логачева. И они буквально вдвоем вытащили сев. Неделями не бывая дома, ночуя прямо на борозде, недоедая и недосыпая, они не отходили от тракторов, вместе с техниками и трактористами чинили поломки; не бросали наиболее слабых участков до тех пор, пока положение там не выправлялось, словом, работали так, как этого требовало положение.