Увидев меня, встречающий приветственно замахал рукой, осклабился в доброжелательной улыбке — ярко сверкнули золотые зубы, еще один статусный маркер местного разлива. Я также дружелюбно улыбнулся в ответ, кивнул, зашагал по трапу, чувствуя, как тот слегка пружинит под шагами.

Человек, сияя золотым оскалом, протянул руку:

— Курбан!

— Артем, — ладонь у него оказалась жесткой, сухой, вроде крабовой клешни, но сильной.

— Прошу! — левой рукой он повел в сторону машины. За рулем виднелся мрачный тип, одетый куда скромнее. Рожа — басмач басмачом.

Я потянулся к рукоятке задней двери, но Курбан вежливо засмеялся:

— Э, нет, дорогой! Садись вперед. Ты наш гость, тебе лучшее место.

Я засмеялся тоже:

— Спасибо, Курбан, но я хотел в дороге поговорить. А крутиться будет неудобно.

Мы как-то сами собой перешли на «ты», без предварительных договоренностей.

— Как скажешь! — воскликнул он. — Тогда чемодан поставь на переднее… Поехали.

И мы поехали. Басмач уверенно погнал машину по летному полю, обогнул несколько стоящих в аккуратный ряд самолетов: Ту-134, Ан-24, Як-40, требовательно засигналил. Выезд с поля, к некоторому удивлению моему, оказался примитивным шлагбаумом, собственно, длинной корявой палкой, которую поспешно поднял невидимый нам охранник. Пропуска никто не показывал.

Мы выехали, «Волга» сразу же набрала ход, понеслась по роскошному бульвару, проложенномуот аэропорта: видно было, что и тут руководители республики постарались сделать «дорого-богато», почему-то упустив из виду шлагбаум.

— Так вот, Курбан, — приступил я к делу. — Я хотел бы знать мои задачи. Что я должен…

Он добродушно рассмеялся — с понимающе-снисходительным отношением восточного человека к западному, несведущему в тонкостях местного этикета:

— Э, нет-нет, дорогой! Только не сегодня. Завтра. Про дела будем завтра говорить. А сегодня у тебя одна задача: отдыхать, набираться сил.

— Так я вроде бы не устал… — было возразил я, но не получилось.

— Э, устал-не устал, какая разница! У нас впереди… как это… культурная программа! Вот увидишь, — многозначительно пообещал он.

— Ладно, твоя правда, — сдался я. — Отдыхать, так отдыхать. Это неплохо.

— Очень неплохо! Сам увидишь.

По «наивности» я вновь промахнулся с вопросом:

— Значит, мы в гостиницу сейчас?

Курбан заухмылялся:

— Нет, дорогой. Какая еще гостиница-мостиница? Это для обычных гостей. А ты кто?

— Необычный?

— Почетный! — он поднял указательный палец. — Как орден, знаешь, «Знак Почета»?

Такое нестандартное мышление Курбана меня малость озадачило, но он похоже, был очень доволен своей художественной речью. Продолжил мысль: меня поселят на квартире. Прямо он не сказал, выразился привычно-витиевато, но я понял, что это будет престижный новый дом где-то в центре города. В общем, самок-самое лучшее место из возможных.

Тем временем мы катили уже по жилым кварталам, я с любопытством озирался. Город произвел на меня приятное впечатление уютной патриархальностью, при том, что я понимал: сейчас здесь не самое лучшее время года. Лучшее — расцвет весны и глубина осени… Но все равно тут по-домашнему уютно. Что меня действительно удивило: хрущевки-панельки были не пяти, а четырехэтажные, и я быстро смекнул, что это горький опыт землетрясения 1948 года. Высотные дома в регионе с высокой сейсмичностью — штука неоднозначная.

— Ну, вот и подъезжаем, — радостно объявил Курбан, когда безмолвный хунхуз повернул влево, во внутриквартальный проезд.