Вы, верно, сетуете на меня за то, что я не прочитал Ваш рассказ раньше. Но я был так занят, что только несколько дней назад мог взглянуть на него. Я, безусловно, советую Вам предложить его куда-нибудь, хоть мне кажется, что по сравнению с тем Вашим рассказом он, пожалуй, слабее - во всех отношениях, кроме одного: он более сжатый, более цельный, и в этом - весьма существенном - отношении Вы добились больших успехов. Эпизод с ночным колпаком хорош, и его не мешало бы, пожалуй, развить; впрочем, он кажется немного растянутым, хоть, может быть, все это так и было на самом деле. Кроме того, заключительные строки, посвященные этой женщине, на мой взгляд, не достигают цели, и вот почему.
Для того чтобы читатель заинтересовался Вашими героями, необходимо заставить его либо полюбить, либо возненавидеть их. У Вас же главное действующее лицо - совершенное ничтожество; так что даже сомнение берет: его ли это ребенок или еще чей-нибудь? Признаться, исходя из всего, что Вы о нем рассказываете, я склоняюсь к последней версии. И вследствие этого, читая всю сцену, не испытываю того чувства, которого от меня ждут.
Но предложить рассказ, конечно, следует, и да поможет Вам бог! Если его примут, я порадуюсь едва ли не больше, чем Вы сами.
Преданный Вам.
58
ДЖОНУ ОВЕРСУ
Девоншир-террас,
апрель 1840 г.
...Всю прошлую неделю я был очень занят, - увы, не делом, а развлечениями, но все же сел исправлять Вашу повесть. Это оказалось почти невозможным - мне необходимо иметь Вас под рукой, так как без глубокого знакомства с вещью трудно сократить ее в той мере, в какой нужно, чтобы она сделалась годной для печати...
К сожалению, такой работы, о какой Вы пишете, у меня нет. Я никогда не переписываю, правка у меня небольшая, и я ее делаю тут же, когда пишу. Впрочем, я получил записку от Эйнсворта, в которой имеется кое-что, может быть, небезынтересное для Вас. Я объясню Вам, в чем дело, при встрече...
59
ЛИ XАНТУ
Девоншир-террас,
вторник, 12 мал 1840 г.
Мой дорогой Хант,
Целая толпа благодарностей! Они так и наступают друг дружке на пятки и самым приятным образом спотыкаются одна о другую, - итак, толпа благодарностей за нашу с Вами сельскую прогулку, за обед, за неупоминание о счете и о маленькой коренастой игрушечной на вид рюмочке, которую Вы скинули со стола локтем и разбили во время Ваших беспечных разглагольствований. Что касается апострофа, я бы не поднял руку на него ни за что на свете, и покажите мне наборщика, который посмеет его смазать!
Я был бы счастлив пожать руку Вашему сыну; но в тот день, когда он заходил ко мне, я гулял в деревне с Маклизом *, проделывая все то, что проделали Вы, - только с меньшим блеском. Конечно, поглощал баранью отбивную, запивал ее пивом и смеялся, как разносчик угля, - и все это на Твикенем Айленд в Пирожном Доме, где я имел возможность постичь географию по практической методе и где даже самым неразвитым умам открывается самым наглядным и приятным образом мудрость, гласящая, что "остров есть участок суши, окруженный со всех сторон водой".
О господи, как мне знакома эта комната! Помните, какой в ней странный воздух, какой-то холодный, чуть отдающий на лестничной площадке пивом и песком? А комод, полный чистого белья неслыханной белизны? А маленькая груда чистых плевательниц в углу, возле камина? Они походили на окаменевшие треуголки и, казалось, должны были украшать головы каких-нибудь давно умерших чудаков, которые некогда сидели тут да покуривали. А дребезжанье колокольчика, чуть фальшивящего - как те колокольчики, что подвязывают овцам (верно, он так долго прислушивался к ним из своей сонной тиши, что наконец и сам уподобился им по звуку?). А скрип проволоки, заглушающий этот колокольчик? Все, все это сейчас передо мной. И, закрыв глаза, я переношусь вниз, в буфет, где содовая вода извлекается из-под скамьи у окна, на которой обычно в погожий вечер сидит хозяин, туда, где лимоны висят рядами каждый в своей сеточке; туда, где хранится знаменитый сыр в плетеной корзине, а рядом - огромные запасы печенья, где стоят эти прекрасные бутылки с наливкой. |