Вот и вопрос об искусстве и даже о материальной и социальной пользе его. Ведь статейка-то, с этой точки, вышла бы прелюбопытная. Сообщи эту мысль Страхову. Он не возьмется ли разобрать. (Впрочем, не минуя руководящей статьи, то есть "ряда статей".) Теперь, кроме него, кто же напишет?
Известие о Разине меня как обухом по лбу хватило. Ну, что же теперь делать? Кому-нибудь нельзя дать отдела. Мое мнение - лучше ограничиться перечнем событий с присовокуплением какого-нибудь (политического) письма в редакцию о чем-нибудь частном в политических делах. Если тебя не давит дело, почему бы тебе не составить хоть на один только март политического отдела? Можно и не всё писать, а частным вопросом заняться и его отделать. Боюсь, что поручишь какому-нибудь бродячему господину, по необходимости. Лучше ничего, чем такой господин. Впрочем, ты всё это в ... (3)
Здесь есть некто Чаев. С славянофилами не согласен, но очень ими любим. Человек в высшей степени порядочный. Встречал его у Аксакова и у Ламовского. Он очень занимается историей русской. К удовольствию моему, я увидел, что мы совершенно согласны во взгляде на русскую историю. Слышал я и прежде, что он пишет драматические хроники в стихах из русской истории ("Князь Александр Тверской"). Плещеев хвалил очень стихи.
Теперь в "Дне" (№ 11-й) объявлено о публичном чтении хроник Чаева с похвалою. Я поручил Плещееву предложить ому напечатать в "Эпохе". Хорошо ли я сделал?
(1) вместо: Но вот ... ... дело - было: Вот вопрос
(2) далее было начато: Сообщи
(3) окончание письма утрачено. Последующий текст вписан на полях
221. П. А. ИСАЕВУ
20 марта 1864. Москва
Москва, 20-го марта./64 г.
Любезный Паша, ты отговариваешься в своем непростительном молчанье тем, что желал сделать лучше, то есть сюрприз, прислав нам в письме свою карточку. Ну можно ли быть в твои лета так легкомысленным? Ведь я не от каприза приказал тебе писать каждую неделю. Мне надо знать о тебе, знать о твоем здоровье. И о том (в подробности), что ты делаешь? Ты этого не понял и из-за карточки доставил мне бездну беспокойства, да еще во время тяжкой болезни моей. Мало того, ты и теперь, послав письмо, кажется, ждешь от меня ответа, чтоб писать мне вновь, забыв мое формальное приказание: писать аккуратно каждую неделю. Теперь в последний раз тебе говорю и приказываю: непременно каждую неделю аккуратно пиши, иначе, Паша, - мы не друзья, и тебе же будет невыгодно. Дурное у тебя будет сердце. Впрочем, сам увидишь, что я не шучу.
Мамаша нездорова очень. Хоть бы эта мысль, что ты, может быть, скоро осиротеешь, удержала тебя хоть сколько-нибудь от ветрености и заставила бы серьезно смотреть на жизнь. Я всё до сих пор стоял за то, что у тебя сердце есть доброе. Если уж этого не будет, так куда ж ты будешь годиться?
Напиши мне подробно о том, как ты живешь, ходи к Михаилу Михайловичу, но не надоедай ему очень. Надеюсь на тебя. Приеду - сделаю экзамен. Да вот еще что: слово две недели пишется через букву ять, а не е, как ты пишешь, недЕли. "Будете писать" пишется не "будите писать", как ты пишешь, а будете писать.
Портрет твой вышел очень удачен. Мамаше понравился.
Если б не было Варвары Дмитриевны с нами, то мы бы пропали.
Кстати: сходи в Ревельский магазин и узнай о скатерти. Если готова, то скажи, чтоб скорей высылали. Адрес у них оставлен.
Прощай. Пиши. Целую тебя.
Твой весь Ф. Достоевский.
Напиши о своих расходах и вообще о нашей финансовой части. Не ленись и не повесничай. Ничего не делать - гадко, да и слишком невыгодно. Говорю сам потом узнаешь. Не будь же глупцом. О себе скажу, что я теперь поправляюсь и, кажется, болезнь прошла.
222. M. M. ДОСТОЕВСКОМУ
26 марта 1864. Москва
Москва 26 марта/64.
Любезный брат, у Черенина я достал 3-го дня "Эпоху", которую он неизвестно как получил так скоро, и 1 1/2 дни читал я ее и пересматривал. |