Пока трубку введу. А там по ходу дела подумаю.

Трубка держится хорошо. Теперь вторую к ложу.

Вынимать или не вынимать?

При известных условиях этот вопрос поднимается для больной на уровень гамлетовского.

Тампоны к железе. К ложу.

Ну, теперь что-то надо решать.

Не знаю. Не знаю. Не знаю!

Полезть в кишки искать… или оставить? Что же «против»? Что «за»? Разрезать кишку и вытащить обломок? В этих условиях? Восемьдесят из ста — получим кишечный свищ. Оставить? Пожалуй, меньше шансов, что прорвет кишку.

С другой стороны, оставить — две недели, минимум, дергаться, нервничать, спать рядом с телефоном. А вытащить — тут уж волноваться нечего. Что будет, то будет. Все сделано как надо, а там что бог даст.

Французский хирург Лессен говорил: «Всякое сомнение должно решаться в пользу операции». Оно, конечно, так. Но легко ему было говорить.

Черт с ним, с зондом!

Оставляю!

Беспокоиться было еще рано. Можно было б дня три не волноваться. Но почему-то уже до конца дежурства я беспрерывно бегал к больной в палату.

Зачем?

Разве мы все делаем зачем-то?

Наутро пульс хороший. Давление нормальное. Живот мягкий. Конечно, болезненный в области разреза. Температура для ее состояния относительно нормальная.

Раз десять я подходил к ней. Все было нормально.

Еще два дня все должно быть нормально.

Дежурит Николай. Я ему все объяснил. Рассказал, чего я боюсь. Оставил свой телефон. И обещал спать.

Коля мне все объяснил. Что волноваться еще рано. Что два дня я могу спать спокойно. Не понимает, чего я волнуюсь! Все равно все будет в порядке. Что у меня рука легкая. А у него глаз не черный.

Да он честно за всем проследит!

Он честный и хороший работник. Честность в медицине — это не просто проявление порядочности. Это вид на доверие. Оставляя на него больного, я знал — он не подведет. Если что, так не постесняется — позвонит.

Дома я все время звонил в больницу и объяснял, что после дежурства вовсе не обязательно спать.

На следующий день Коля отчитался. Все было нормально. Пока нормально.

У больной целыми днями сидела старенькая мама. Ее я хорошо запомнил. Лицо маленькое, морщинистое — мороженое яблоко. Я входил в палату — она тут же выходила. А я старался на нее не смотреть.

Проклятые зонды. Я потом проверил. Они очень легко ломаются. Их надо выкинуть из операционной.

Ее начали кормить. И мать приносила ей что-то очень вкусное. А я все заходил, заходил к ней в палату.

Но еще один день все должно быть нормально.

И еще день было нормально.

И еще два дня было нормально.

И еще пять дней все было нормально.

А на восьмой день… температура — 39,6°. Пульс хороший. Давление нормальное. Живот мягкий. В легких чисто: воспаления нет. В чем дело?

Снова у больной. Пульс хороший. Давление нормальное. Живот мягкий. Но немножечко болит.

Снова у больной. И снова то же…

А во второй половине дня боли стали несколько больше.

Неужели все-таки эта железяка пропорола кишку?

Что же делать? (Легко было Лессену — «всякое сомнение в пользу операции».)

Если пропорола — надо оперировать. Но если бы пропорола, живот был бы не таким. Был бы напряженным. И болезненность — где-нибудь локализовалась точнее. Подождем — посмотрим.

А еще через час то же самое. И пульс не учащается. И язык остается влажным и чистым. И анализ крови остается нормальным.

Мы еще подождали. И опять ни к какому выводу не пришли.

Идти домой или оставаться? Может быть, все-таки лучше оперировать? Ведь от операции, от того, что только вскроем живот, ничего не случится.