Хозяин ненавидел их. Он ненавидел все чужое. Все, что приходит извне. Чужое всегда пугало его. Оно всегда мешало, искажало привычное. Ему казалось, от этого ломается сама его жизнь. Он был благодарен марсианам, потому что они положили конец необходимости общаться с соседями, изъяв соседей. Что сами марсиане, или кто они там были, могут сломать его жизнь, хозяин не принимал в расчет. Марсиане были для него невозможной заумью, несмотря ни на что. Да, но тут черт принес двух набедокуривших сопляков, и если марсианская полиция примчится по их следу сюда, добра не жди. Позвонить разве в город? В поселке есть телефон. То, что связь может быть прервана, не приходило хозяину в голову. Он был уверен, что при марсианах все заработает, как часы. Чем сильнее власть, тем четче она отлаживает порядок, но сам порядок остается неизменным. Он странно мыслил: не верил в марсиан; был рад, что они увели людей; был уверен, что порядок останется неизменным. Он не замечал этих противоречий. Думая об одном, он пренебрегал остальным. Выхватывая нечто другое, он забывал о первом, как об уже очевидном.

Девочка прислуживала им за столом.

— Так чего все-таки тебя турнули из университета? — спрашивал хозяин, кутаясь в ароматный сиреневый дым.

— Ну как же! — хохотал старший брат. — Разве не сказал? Волнения, волнения… волновались мы там, шесть факультетов разом!

— Волноваться вредно, — сдержанно улыбнулся хозяин и пригубил из своего бокала, на миг переложив трубку в левую руку.

— Кому как! Ракеты свои вояки все равно привезли. А нас — через сито… Ну, вожди — им что! Как возьмешь студенческого лидера — значит, папа у него тоже лидер, либо профсоюзный, либо партийный. Все, кто речи говорил, мигом открутились. А вот кто делом занимался после речей — пикеты налаживал или с полицией старательно не вступал в драку, а только по морде от нее получал, — тех тут же вон. Все мелкотравье па-а-акасили!!

Мальчик печально вздохнул и мотнул головой, подпертой кулаком. От этого движения голова его чуть не свалилась с кулака.

— Да-а, — сказал хозяин, чуть насмешливо глядя на старшего брата. — Смешно обернулось, парень. Волновались, волновались… Теперь всем волнениям конец. Населению дается сорок восемь часов, желающие покинуть планету будут приняты на пунктах сбора, — провозгласил он, почти цитируя текст, в одно прекрасное утро подавивший все радио- и телепередачи. Он только выпустил незнакомые, неприятно чужие слова. В заявлении пришельцев говорилось: «желающие покинуть планету и рассредоточиться согласно убеждениям по различным звездным системам Галактики с тем, чтобы не мешать друг другу и не представлять опасности друг для друга». — И все тут! Вы их видели там, в городе?

— Не, — покачал головой старший брат. — Только пузырь над ратушей… метрах в трехстах.

— Это что же, вроде дирижабля, или как?

— Дирижабля! — горько усмехнувшись, махнул рукой старший брат и едва не сшиб со стола свой бокал — казалось, от пьяной размашистости движений, на самом же деле нарочно. — Хорош дирижабль, если зенитная ракета в него глохнет, как в подушку, и ни гугу! Ни ракеты, ни взрыва, ни гугу!

— Сам видел? — Хозяин заинтересованно отвел трубку от рта.

Не. Говорили…

— Так что же теперь ихняя власть?

— А пес его знает…

— Ну а вы-то чего драпали, как наскипидаренные?

— А мы!.. — воскликнул мальчик, вдруг залившись смехом, — мы им так!.. так им!..

— Тол у меня был… — мрачно сказал старший брат. — Ну и рванули, когда эти бараны повалили на сбор.