Он сказал «собак». Значит, он вправду убил и того, первого, пса. Похоже, он чокнутый. Думаю, если я останусь тут поблизости, не выйдет ничего хорошего ни для вас, ни для меня. Скажите, чего мне делать?
Похоже, он чокнутый. Теперь Эрих открыто угрожает Джо. Отчаяние заглушило ужас Дженни.
— Джо,ты кому-нибудь рассказывал об этом? Рассказывал матери?
— Нет, мэм. Не хочу ее волновать.
— Джо, умоляю, никому ни слова об этом звонке. А если Эрих позвонит еще, будь с ним очень спокоен и прост. Скажи, врач хочет, чтобы ты подождал еще несколько недель, но не говори, что отказываешься работать. И, Джо, бога ради, не говори, что снова виделся со мной.
— Дженни, тут серьезные неприятности, да?
— Да.
Бесполезно отрицать.
— А где он с девочками?
— Не знаю.
— Понятно. Дженни, богом клянусь, можете мне доверять.
— Знаю, что могу. И если он тебе еще позвонит, пожалуйста, сразу же дай мне знать.
— Хорошо.
— И еще, Джо... Если... то есть он может сюда вернуться. Если случаем увидишь его или машину - сразу предупреди.
— Хорошо. К нам на ужин приходила Эльза с дядей Джошем. Говорила про вас, какая вы замечательная.
— Она ни разу не дала понять, что я ей нравлюсь.
— Боялась мистера Крюгера. Он велел ей знать свое место, держать рот на замке и чтобы в доме все было на месте и ничего не менялось.
— Эрих так плохо с ней обращался... Я никак не могла понять, почему она работала на нас.
— Из-за денег. Эльза сказала, что за такую большую зарплату работала бы и на дьявола. — Джо положил ладонь на дверную ручку. — Похоже, она и вправдуработала на дьявола, верно, Дженни?
«Февраль - не самый короткий месяц в году», — размышляла Дженни. Он казался ей вечностью. День за днем. Минута за минутой. Ночное безумие - лежать в кровати, рассматривать хрустальную вазу в темноте. Каждую ночь Дженни надевала ночную сорочку Каролины, держала под подушкой кусочек соснового мыла, чтобы постель хранила слабый аромат хвои.
Если однажды ночью тихо, украдкой вернется Эрих, если он зайдет в спальню, то эта сорочка и этот аромат внушат ему чувство безопасности.
Когда Дженни все же засыпала, ей снились дочери. Во сне они ждали ее. Звали, забирались на кровать, прижимаясь к Дженни своими маленькими, юркими телами, а когда она пыталась обнять девочек, то просыпалась.
Малыш не снился ей совсем. Словно безраздельное внимание, которое она отдала сохранению огонька жизни в его крошечном тельце, теперь принадлежало Тине и Бет.
Дженни затвердила признание наизусть; снова и снова оно возникало в ее мыслях: «Я не отвечаю за то, что делаю...»
Днем она всегда держалась рядом с телефоном. Чтобы убить время, по утрам убирала дом. Смахивала пыль, натирала воском полы, мыла, подметала, полировала серебро. Но пылесос не включала - боялась не услышать телефонный звонок.
Почти каждый день после обеда приходила Руни - тихая, изменившаяся Руни, для которой ожидание закончилось.
— Я тут подумала, можем начать лоскутные одеяла для кроватей девочек, — предложила она. — Пока Эрих еще хочет вернуться сюда, найти тебя и снова жить с вами семьей, он с ними ничего не сделает. А тебе нужно руки чем-нибудь занять. Иначе свихнешься. Так что давай начнем шить лоскутные одеяла.
Руни поднялась на чердак, за сумкой с обрезками ткани. Женщины принялись за шитье. Дженни вспомнила легенду о трех сестрах, которые пряли, отмеряли и резали нити времени. «Но мы - лишь две из трех сестер, — подумала Дженни. — Эрих - третий. Это он может обрезать нить жизни».
На кухонном столе Руни аккуратно разложила кусочки ткани.
— Одеяла нам нужны яркие и веселые, — говорила она. |