Под
распахнутой курткой виднелась расстегнутая на несколько пуговиц рубашка.
Лоб был лихо повязан платком. Рядом, прислоненный к стене, стоял
костыль.
Она уронила сумку на мокрый асфальт, сделала два неверных шага и
бросилась в его объятия.
- О Господи, Чад, дорогой, ты... Любимый... Ты в порядке? Ты
ранен... Ты не ранен?
- Тише, сбавь скорость. Да, я в порядке. И нет, я не ранен, только
повредил голень.
- Слава Богу, - выдохнула она. - Я думала...
Она потрогала его, ощупала каждый дюйм его тела, как будто для
того, чтобы убедиться, что он жив и здоров, если не считать сломанной
ноги. Когда она удостоверилась, что никаких других повреждений нет, она
подняла на него глаза. Долго смотрели они друг на друга, одними глазами
прося друг у друга прощения и одновременно прощая.
Ее руки были у него на груди, и он накрыл их своими ладонями.
- Господи, как я рад, что ты здесь! Она встала на цыпочки и
поцеловала его. Его руки сомкнулись у нее за спиной, и он заключил ее в
крепкие объятия.
- Моя дорогая, любовь моя, - успел прошептать он, прежде чем их
губы слились.
То был обжигающий, голодный поцелуй, в котором ей чувствовалась
болезненная, пульсирующая страсть, которую она переживала и сама. То был
поцелуй, который вновь подтверждал их верность и любовь, в которой они
клялись перед Господом, - любовь в радости и горе, в богатстве и
бедности, в болезни и здравии.
- Чад, - сказала она задыхаясь, когда, наконец, он отпустил ее, -
мы так беспокоились. Мы смотрели новости, это было ужасно. Потом
позвонил кто-то из правительства Венесуэлы и сказал, что ты пострадал, а
больше мы ничего не знали. Он с трудом изъяснялся по-английски. - Она
сделала паузу, чтобы набрать воздуха. - Когда ты.., я жила у твоих
родителей. Они не хотели, чтобы я сюда ехала, но мне нужно было тебя
увидеть. Мне нужно было знать, что с тобой, нужно было быть с тобой. И
кругом было столько снега, что мне пришлось...
- Я все знаю.
Его простая реплика остановила поток ее слов. До этой минуты она не
задумывалась, как он мог узнать, что ее надо встретить.
- Ты все знаешь?
- Пару часов назад я звонил домой. Отец рассказал мне, как ты
подняла всех на ноги и прошла огонь и воду - нет, там, кажется, был
снег, - чтобы добраться ко мне.
Она зарделась от смущения.
- Знаешь, ты, наверное, потерял очень хорошего пилота. После того,
что я устроила ему, он уволится, я не сомневаюсь. Он не хотел меня
begrh, ноя...
- Отец воспроизвел мне твою речь слово в слово. Джил не переживет,
что позволил себя укротить хрупкой голубоглазой брюнетке. - Он хохотнул,
и для нее звук его смеха был самым сладостным звуком на земле. |