Правду сказал третьего дня Лигун, мол, не твое это дело, Мес, шпыряться, поискал бы себе чего попроще. Я промолчал, только пялился на пакетик с дозой у него в руках, и все мои потроха, сколько ни на есть, плясали бачучу от нетерпения.

    -  Ведь тебе уже дозы на два дня не хватает, верно? - допытывался он.

    -  Уже нет, - как на духу сознался я. - Только на день.

    -  Значит, все. Полный шпырец, - рассудил Лигун. - Но где ж ты раздобудешь такую прорву денег? Воровать не умеешь, грабить тоже.

    -  Надо будет - научусь.

    -  Не смеши. Из тебя вор, как из хера ножик, сразу видно. Ну, я для тебя, может, придумаю какое-нибудь поручение.

    Ничего я ему не ответил. Какие б ни имелись у него оказии, вряд ли они получше воровства. Апофеоз моего послужного списка, шпырь на побегушках у жирного засранца-толкача с медузьими повадками. Но выбирать не приходилось. Под толстой пленкой пакетика чуть взблескивали грани кристаллического порошка. И суставы зверски ныли, малая ожиданка тоже не десерт.

    -  Значит, так, - толкач поднял фасованную дозу на уровень глаз. - Только для тебя, учти. Первый и последний раз в жизни отпускаю в долг. Постарайся, чтоб хватило не на день, а подольше. Держи.

    Он разжал пальцы, я подхватил пакетик на лету.

    Только потом, когда вышел от него, вдруг ка-ак да засвербело поперек моего гонора. Мне, боевому командиру, какая-то склизкая шваль кидает подачку. Именно даже не дает, а кидает, словно ручному кренку. Лови, не зевай, шевели жвалами. Упустишь - подбирай с полу, ха-ха. Ну, сволота… Тебя бы ко мне во взвод, ты бы у меня даже спал бы по стойке «смирно»…

    Впрочем, умными людьми замечено, что сослагательное наклонение не утешает, а распаляет. Умные - они умные и есть, а я мудак двояковыпуклый. Проверено.

    Погнал домой со всех ног, дозу зашпыривать. Притом понимая отлично, что никогда я Лигуну в зубы не заеду, как бы ни хотелось иногда. Не будет такого счастливого стечения звезд и благорастворения флюидов. Жаль.

    Я - шпырь. То есть, полчеловека. Э, нет, шалишь, отставить. Это из цапровых болот я вернулся получеловеком, отставным инвалидом. Теперь же по всей строгости арифметики получается четверть человека. Ноль целых, двадцать пять сотых. Еще хватает брезгливости на то, чтоб не клянчить взаймы у бывшей жены. Но на большее - нет, спекся.

    Ожиданка. Проклятье. У-у, кто ж это выдумал такую жизнь шпырянскую? Проклятье.

    А кто выдумал, молчит в несознанке, и ему наши разговорчики в строю - глубоко до тыльной дверцы, он на нас вывесил аж до голенища, такой вот разбор.

    Может, в самом деле воды нахлебаться? Подлюга Лигун так посоветовал водички попить, будто и впрямь дело знает. А это лишь сменить горячую протырку на холодную, и то ненадолго. Что ж, зато хоть разнообразие впечатлений, все равно никакого терпения больше нету.

    Доплелся я до скверика обок бульвара, где питьевой фонтанчик булькает, и, не отрываясь, высосал ведрышка эдак полтора, если не больше. И с ледяным, тяжко плещущимся, засевшим в моем драном брюхе наливным ядром, еле переставляя ноги, рухнул на очередную скамью. Вскоре меня перестало поджаривать, зато начало оплетать игольчатой морозной сетью. По счастью, до того я вымотался, что ровнехонько на полпути, едва самочувствие стало сносным, отрубился и уснул.

    Дрыхнул долго и на совесть, будто после дежурства по части, да так, что заспал всю холодную протырку. Молоденький полицейский, который меня разбудил, в аккурат подгадал к началу следующей горячки.