Анаши побледнел, молча повернулся и ушел делать себе харакири.

Однако у него сильно дрожали руки, и меч все время выпадал, обрушиваясь на кафельный пол с противным звоном, который был хуже, чем царапанье железом по стеклу.

Анаши Кумару передергивало от этого звона, и он решил сначала обратиться к невропатологу.

Отложив в сторону меч, он вернулся в похоронную процессию, сделав вид, что ему просто нужно было отлучиться по делу. По маленькому.

Похоронная процессия тем временем заметно поредела. Палачи Якудзы, самые безжалостные убийцы на свете, спешно отправились точить свои длинные мечи, чтобы не заставлять господина Хари Годзиро ждать дольше, чем он может вытерпеть.

Задумавшись об их почетной миссии, ради осуществления которой им, может быть, придется отдать жизнь, юный Анаши Кумару решил, что совершить харакири он всегда успеет, а прежде следует постараться с пользой для дела отдать жизнь за своего повелителя.

Он решил убить господина Кусаку собственноручно, в честном бою на мечах или врукопашную. А если ему самому будет суждено погибнуть в этом бою, на долю героя выпадет не меньший почет, чем если бы он совершил харакири. Его ждет посмертная слава и хорошее перерождение.

Анаши Кумару мечтал переродиться в бабочку.

И он верил, что для этого ему нужно всего лишь совершить подвиг.

9

Гири Ямагучи любил все большое, но девушек предпочитал хрупких, как нераспустившийся цветок.

С наступлением ночи он долго размышлял, лежа в купе головою к двери, над главной странностью прошедшего вечера. Он никак не мог понять, чем так привлекла его эта русская проводница со забавным акцентом, которая была так непохожа на маленьких стройных гейш, которые скрашивали его ночное одиночество и возвращали ему силы после трудного дня.

Господин Кусака мирно спал, примостившись на столике у окна в позе лотоса. Гири же никак не мог заснуть и то и дело порывался встать, чтобы выйти в коридор и еще раз взглянуть на эту девушку, которая все еще хлопотала, наверное, по хозяйству.

Наконец он не выдержал и, приоткрыв дверь купе, вытянулся на своем комбинированном ложе в полный рост. Этого было достаточно, чтобы голова его оказалась в коридоре.

Проводница колола дрова. Вернее, строгала лучину тупым, ни на что не годным ножом.

– Может быть, вам нужна помощь? – с надеждой спросил Гири, но девушка говорила по‑японски лучше, чем понимала чужую речь.

Вопрос борца дошел до нее только с третьей попытки, и она с вежливой улыбкой отказалась:

– Нет, спасибо.

Но Гири Ямагучи уже поднялся со своего ложа, чуть не разрушив его. Он достал из‑под подушки метательный нож господина Кусаки и присоединился к девушке, осторожно опустившись на колени возле печки.

– Что вы, это совсем ни к чему, – пыталась возражать проводница, но Гири уже строгал лучину с неожиданной для такого большого человека аккуратностью.

Проводница была далеко не хрупкой, но одновременно и не такой уж большой. Таких деревенские мужики, еще не забывшие родной диалект, и интеллигенты, хорошо знакомые со словарем Владимира Даля, называют ядреными.

– Вы не хотели бы заняться борьбой сумо? – неожиданно спросил Гири Ямагучи, и девушка опять поняла его только с третьей попытки.

– Не знаю, я никогда об этом не думала. Я занимаюсь японским языком, – ответила она и начала рассказывать что‑то про Московский университет. Похоже, эта речь была заучена наизусть – возможно, как университетское домашнее задание.

В отличие от воина Якудзы, про которого Гири Ямагучи ничего не знал, проводница мягкого вагона скорого поезда Владивосток – Москва ничуть не походила на студентку. Однако ее принадлежность к восточному факультету МГУ, во всяком случае, объясняла знание японского языка. А то, что она окончила только первый курс; отчасти объясняло, почему она знает этот язык так слабо.