Химики и биологи оказались завалены работой. Им нужно было проделать множество тщательных анализов — воздух, почва, образцы растений, доставленные роботами. Торнтон замерил радиацию и сообщил, что она безопасна. Наружу выставили клетку с макаками-резус, оставив их на неделю. В течение этой недели никто не выходил из шлюпок. Роботы после возвращения тщательно стерилизовались во входных тамбурах. Остальным членам команды делать было нечего.
Лоренцен погрузился в чтение микрокниг, но даже Шекспир, Йенсен, и «Песня о людях Юпитера» казались ему скучными. Люди бродили без цели, перебрасываясь фразами друг с другом, зевали, спали и просыпались на следующий день с затуманенной головой. Открытых стычек на этой шлюпке не было, так как здесь находился Гамильтон; но капитан, довольно часто, яростно кричал через телесвязь на экипажи других шлюпок.
Фернандес потерял терпение и заявил Гамильтону:
— Неужели вы боитесь болезней?
— Чертовски боюсь, — подтвердил капитан. — Если эволюция на этой планете близка к земной, а похоже, так оно и есть, то здесь несомненно найдется пара микробов, способных жить в наших организмах. А я хочу вернуться домой на своих ногах. И я хочу быть уверенным, что мы не занесем какую-нибудь гадость через шлюз.
Хайдеки и его группа доложила о результатах исследования растений: они очень напоминали земные, хотя росли гуще и стволы их были значительно прочнее. Некоторые из них были ядовиты из-за большого содержания тяжелых металлов, но большинство — вполне съедобны. Человек мог бы прожить, питаясь только дикой растительностью. Требовались дальнейшие исследования, чтобы определить, какие растения следует употреблять для сбалансированной диеты.
Вскоре они попробовали есть пищу с Трои. Вкус был неописуем. Лоренцен подумал, насколько бессилен земной язык в передаче вкусовых и обонятельных ощущений — тут был привкус имбиря, корицы, чеснока. Он улыбнулся и сказал:
— Возможно, душа Эскофье вовсе не в раю; может быть, он получил специальное разрешение летать по Галактике и проверять, что можно съесть.
Торнтон нахмурился, а Лоренцен вспыхнул — но как он может извиниться за шутку? Он ничего не сказал, но каждый раз, вспоминая этот инцидент, морщился.
Гамильтон разрешил есть эту пищу только половине людей и весь следующий день наблюдал за ними.
Снова и снова появлялись животные, большинство из них маленькие. Стремительными точками мелькали они по краю выжженного пространства в густой траве. Однажды показалось стадо четвероногих, похожих на пони: у них была чешуйчатая серо-зеленая шкура, длинные волосатые ноги и безухая голова рептилии. Умфандума бранился от нетерпения, что не может поближе взглянуть на них.
— Если рептилии развились здесь так сильно, — сказал он, — то может быть, что здесь вообще нет млекопитающих.
— Рептилии в ледниковый период? — скептически спросил Фернандес. — Но не такие большие, мой друг.
— О, похоже это не совсем рептилии, но все же намного ближе к ним, чем земные млекопитающие. Здесь есть теплые и холодные сезоны, и у них, должно быть, теплая кровь и хорошо развитое сердце; но они определенно не плацентарные.
— Это еще один аргумент в пользу отсутствия здесь разумной жизни, — сказал Лоренцен. — Похоже, планета просто ждет, когда сюда придут люди.
— Да… просто ждет, — произнес Эйвери с неожиданной горечью. — Ждет шахт, городов и дорог, ждет, когда разровняют холмы и равнины наполнятся людьми. Появятся наши собаки и кошки, коровы и свиньи, и разрушат бесконечное многообразие местной жизни. Ждет пыли, смога и толчеи.
— Вы не любите человечество, Эд? — спросил Джаммас-луджиль язвительно. |