Поверхность суши Земли невелика, и существовала вероятность, что в какой-то момент вечного времени в место, где стоял сейчас Риджли, ударит молния, что землетрясение покачнет почву под его ногами, что начнут падать деревья.
Жилы у него на лбу пульсировали все быстрее. Стиснув зубы, он наклонил голову, словно шел встречь метели, а чувство вневременного восприятия продолжало калечить его мозг, пробивая в нем гибельную брешь.
Ван Несс и другие мутанты научились видеть время — и сошли с ума. Дезориентация была страшна, и они могли выжить, только скрывшись в безумии, в мире полных перемен, в мире жестокой бессвязности для разума, инстинктивно ожидающего хоть чего-то логичного. Трудно было даже сравнивать это с переменной истиной. Это были сказочные шахматы с доской, расстилающейся от начала до конца времен, и на этой невообразимо огромной доске двигались бесчисленные фигуры…
Игрок видит доску и фигуры и понимает то, что видит. Но если пешка или нетопырь в сказочных шахматах
— смотрит на доску с точки зрения игрока, какова будет их реакция?
Риджли съеживался все сильнее. Напор становился невыносимым.
Ноги подогнулись, и он опустился на землю.
Крепко зажмурившись, он подтянул колени к голове, сплел руки, стиснул кулаки и наклонил голову. И так застыл.
Он не умер, он продолжал дышать.
Но и только.
Месяц спустя Камерон сидел за столом и смотрел в лицо поражению. Нет, не государственному. После победы прошли уже три недели, но Камерон знал, насколько эфемерна эта победа.
Эти долгие годы, заполненные рутиной, оказались всего лишь подготовкой: атака, вторжение и победа над чралангистами совершились молниеносно. Контруравнение оказалось волшебным мечом, чей удар невозможно отразить. Или, скорее, щитом, которого не имел враг. Дезорганизация фалангистов под руководством Эли Вуда заняла считанные минуты.
И воцарился мир.
Повсюду, только не в этой комнате, не в этой голове, не в этом разуме, смотрящем в будущее. Контруравнение было просто в использовании, и Камерон поддерживал вокруг себя защитный кокон. У него была для этого причина. Он все еще не пришел в себя после долгого натиска, но никакие переменные истины не могли пробить броню контруравнения, даже если бы оставшиеся фалангисты вдруг надумали ударить из какого-то укрытия. От этого Камерон был защищен.
Он не был защищен от самого себя. Сейчас он сидел совершенно неподвижно, спиной к двери, и вспоминал разговор, состоявшийся несколько дней назад. Он не хотел вспоминать его, но фраза за фразой упрямо звучали в его ушах.
ДЮ БРОЗ: — Я принес пропагандистский материал, предназначенный для фалангистов. Нужно, чтобы вы его утвердили, шеф.
КАМЕРОН: — Я займусь этим чуть погодя. Как ты себя чувствуешь, Бен? Не сходить ли тебе в отпуск?
ДЮ БРОЗ: — Боже сохрани. Эта работа слишком увлекательна. Даже Риджли… хотя ему уже не выкарабкаться. И он это заслужил.
КАМЕРОН: — Заслужил? Ну что ж, это было необходимо. Но не справедливо, Бен.
ДЮ БРОЗ: — Не справедливо? По-моему, это превосходный пример торжества справедливости. Он начал эту авантюру, переместившись во времени, а его прикончило вневременное восприятие.
КАМЕРОН: — Ты полагаешь, это затеял Риджли? Это не он. Его психическая система была настроена задолго до его рождения, даже до зачатия. Он поступал единственно возможным для него образом. Нельзя возлагать ответственность на человека за то, что случилось до его появления на свет. Истинные виновники — те, кто сделал развитие Риджли в этом направлении необходимым и возможным. Ты знаешь, кто они, Бен?
Дю Броз недоуменно посмотрел на него.
— Кто?
Камерон постучал пальцем по бумагам на столе.
— Что это за материал? Планы индоктринации, которых мы должны придерживаться. Мы должны обучать наших людей различным военным специальностям, потому что фалангисты могут развязать очередную войну. |