Недели за три до свадьбы родители пригласили меня для беседы.

Со времени встречи с отцом в Британском музее наши отношения начали неуловимо меняться. Родители, несомненно, заинтересовались мной, и хотя я всегда говорила себе, что свободно могу обходиться и без их внимания, мне было приятно, что я его в конце концов заполучила.

— Розетта, — произнесла мама. — Мы с твоим отцом решили, что тебе пора отправиться в школу.

Это не стало для меня неожиданностью. Мы с Фелисити обсуждали такую возможность.

— Это было бы лучше всего, — говорила она мне. — Гувернантки хороши до определенного момента, но в школе ты получишь возможность общаться со своими ровесницами. Тебе это понравится.

Я не могла поверить в то, что после разлуки с домом мне понравится хоть что-то, о чем я не преминула ей сообщить.

Она крепко обняла меня.

— У тебя будут каникулы, и ты сможешь приезжать к нам в гости.

Так что к подобному повороту событий я была готова.

— Грешэм — прекрасная школа, — заговорил отец. — О ней все очень хорошо отзываются, и я думаю, она тебе подойдет.

— Ты приступишь к занятиям в сентябре, в начале нового семестра, — добавила мама. — Это значит, что у тебя есть время хорошенько подготовиться. Кроме того, нам предстоит решить, как быть с нянюшкой Поллок.

Нянюшка Поллок! Значит, я и ее потеряю! Это известие меня чрезвычайно опечалило. Я вспомнила ее любящие руки, ласковые слова, которые она часто шептала мне на ухо, заботу, которой она меня окружала.

— Мы дадим ей отличную рекомендацию, — пообещала мама.

— Она просто молодец, — добавил отец.

Единственным человеком, который радостно ожидал перемен, была Фелисити. «Нет худа без добра», — как любил повторять мистер Долланд.

Но я всей душой ненавидела предстоящие перемены.

Эти недели пролетели слишком быстро. Каждое утро, просыпаясь, я чувствовала, что от тревоги у меня сосет под ложечкой. Будущее надвигалось на меня угрожающей бесформенной громадой. Моя жизнь слишком долго была спокойной и безмятежной.

Нянюшка Поллок тоже загрустила.

— Так всегда бывает, — сокрушалась она. — Птенцы вырастают. Ты заботишься о них, как о своих собственных детях, но приходит время, и ты видишь, что они уже взрослые. Они уже не милые крошки, и они не твои.

— Ах, нянюшка, я тебя никогда не забуду.

— И я тебя не забуду, милая. Я всегда любила своих питомцев, но эти люди наверху вели себя так, что с тобой я сроднилась сильнее, чем с другими… Ты меня понимаешь?

— Понимаю, нянюшка.

— Не то чтобы они были злыми или жестокими, просто рассеянными. Важнее всего на свете для них все эти странные письмена и все эти короли и королевы, столько лет лежащие в своих гробах. Это все неестественно и неправильно, и я так всегда говорила. Маленькие детки намного важнее всех этих мертвых королев и королей со всеми их закорючками, доказывающими только то, что они и писать толком не умели.

Я рассмеялась, и она обрадовалась тому, что я повеселела.

Она тоже приободрилась.

— У меня все будет хорошо, успокоила она меня. — В Сомерсете живет моя двоюродная сестра. Она разводит кур, а я всегда любила скушать на завтрак свежее куриное яйцо, снесенное этим же утром. Может, я у нее поселюсь. Мне не хочется брать еще одного ребеночка… но кто знает. Как бы то ни было, беспокоиться нечего.