— Я люблю тебя, люблю, я люблю тебя, Тила! О большем она и не мечтала. Его непривычная нежность словно обволакивала ее, заставляла испытывать неземное блаженство. И когда они утолили страсть, Джеймс склонился над ней и повторил:

— Я люблю тебя, Тила.

Сон смежил ей веки, а проснувшись, она увидела, что солнце уже садится. Тила, приподнявшись на локте, наслаждалась волшебными красками заката. Проснувшийся Джеймс обнял ее.

— Бог мой, просто дух захватывает! Давно уже я не видела такого великолепного заката.

— Сегодня преобразился весь мир, — отозвался с улыбкой Джеймс, и в, его голубых глазах снова вспыхнул огонь. Он притянул Типу к себе, лаская ее и обжигая жаром своих поцелуев. Замирая от наслаждения, она прильнула к нему, готовая отдать Джеймсу тело и душу.

Взмахнув белыми крыльями, в небо поднялась цапля, и Типе показалось, будто она летит навстречу закату вместе с ней, омытая бледнеющими лучами солнца.

Как и предупреждал Джеймс, им становилось все труднее.

Когда они проезжали по землям индейцев, он не разводил огня, чтобы не привлекать внимания отрядов семинолов.

Порой ему казалось, что войска белых неподалеку, и в таких случаях Джеймс, оставляя Тилу, отправлялся на разведку.

Через несколько недель Джеймс высказал предположение, что скорее всего они следуют за большим отрядом индейских воинов, за которыми устремились крупные силы белых.

— Джесэп намеревался сделать бросок. И я, и семинолы знали это. К счастью, регулярная армия плохо ориентируется в здешних местах. — В тот день Джеймс застрелил кролика и развел костер.

Уже ощутив тяготы пути, Тила все же просила Джеймса не останавливаться, ибо на стоянках москиты безжалостно набрасывались на них. Однако, ни на что не жалуясь, она преодолевала трудности. Много раз они проезжали через покинутые индейские деревни, отмечая, что урожай никто не успел убрать.

Встречались им и разоренные плантации, где они пополняли свои скудные запасы соли, сахара и лекарств. Тила научилась пользоваться одеялом так, чтобы оно защищало ее не только от сырости и холода, но и от насекомых. Иногда они проезжали места, кишащие змеями.

Несмотря ни на что, Тила чувствовала себя счастливой. Если бы не страх, что Джеймса схватят и повесят, она была бы готова странствовать с ним вечно.

Но все, конечно, изменится с рождением малыша. К ее радости, он вел себя все активнее. Джеймс, положив руку на живот Тилы, улыбался, но глаза его выражали озабоченность. В эти мгновения он особенно скучал о Дженифер, страдал, понимая, что навлек на нее столько бед. Тила неустанно повторяла ему, что девочка окружена любовью и заботой, но все равно болезненно переживает разлуку с отцом. Нередко Тила и Джеймс предавались мечтам о том, как будут жить все вместе — с Дженифер и малышом.

— У Дженифер больше индейской крови, чем у меня, а у нашего ребенка ее почти не будет, и все же… — задумчиво начал Джеймс.

— И все же?

— Одна капля индейской крови делает человека краснокожим, то есть неполноценным для многих белых.

— Что ж, нашими друзьями станут люди, лишенные расовых предрассудков.

— Ты живешь в мире фантазий.

— А другого мира и нет.

Сейчас, обследовав окрестности, Джеймс сообщил, что они движутся параллельно крупным силам армии и нескольким отрядам индейцев.

— Может, нам лучше остановиться и подождать, пока они проедут? — спросила Тила, свежуя кролика.