Чариз почувствовала облегчение. Ей и так предстояли не самые легкие три недели, но перелом руки осложнил бы ситуацию. Слава Богу, Хьюберт перестал ее бить, как только она потеряла сознание.

Акаш ощупал ее кисти, предплечья и шею, после чего с особой осторожностью ощупал лицо. Он прикасался к ней с деловитостью профессионального врача, и постепенно напряжение покинуло ее. Она стала замечать то, что происходило вокруг. Талливер занимался лошадьми. Гидеон снял с задника кареты кожаный саквояж и молча поставил его перед Акашем. Отвернувшись, он принялся разводить костер.

Попытавшись как-то отвлечься, чтобы не чувствовать так остро холод и боль, Чариз наблюдала затем, как работали затянутые в перчатки руки Гидеона.

Глядя на сэра Гидеона, Чариз испытывала непонятное волнение.

— Простите, мисс Уотсон.

Акаш, державший ее за плечи, поднял руки.

Она покачала головой:

— Ничего.

Она покраснела, когда осознала, что Акаш видел, на кого она смотрит. Распрямившись на шатком стуле, она постаралась взять себя в руки и дышать ровно.

Когда она посмотрела на своего врачевателя, сочувствие в его глазах заставило ее сжаться. Он был видным мужчиной. Но его благовидная внешность вызывала в ней отклик лишь эстетического свойства, как бывает, когда смотришь на чей-то красиво написанный портрет. Совсем не такую реакцию пробуждал в ней сэр Гидеон.

Гидеон отошел от костра и растворился в темноте. Вернулся он с жестяным котелком, который подвесил над огнем. Она так увлеклась наблюдением за ним, что не услышала журчания ручья неподалеку. За ее спиной Талливер что-то ласково шептал лошадям.

Как только подогрелась вода, Акаш влажной тряпицей стер с ее опухшего лица грязь и кровь. Даже легчайшее прикосновение обжигало, однако Чариз, превозмогая боль, старалась не дергаться и не стонать. Чариз не удержалась и посмотрела на Гидеона.

Его взгляд был устремлен на нее.

Гидеон замер, чувствуя, что она смотрит на него, и направился к карете. С задника кареты он достал еще несколько складных стульев и расставил их вокруг костра. Она опустила голову, понимая, что леди не пристало с таким нескрываемым интересом рассматривать мужчину.

Акаш открыл саквояж и достал небольшую керамическую банку. Когда он открыл ее, из банки остро запахло каким-то растительным снадобьем. Чариз отшатнулась, но тут же снова выпрямилась на стуле. Акаш принялся втирать в ее щеки мазь. Лицо ее горело огнем. Она не смогла сдержаться и вскрикнула от боли.

— Проклятие! Ты делаешь ей больно! — воскликнул Гидеон. — Осторожнее!

Акаш пропустил слова Гидеона мимо ушей и обратился к Чариз:

— Где еще у вас травмы?

Ребра ее ныли, и на коленях остались ссадины после многочисленных падений, но сильнее всего пострадали рука и лицо.

— Больше нет травм.

Акаш пристально посмотрел на нее.

— Вы уверены? — спросил он.

— Да.

Чариз боялась, что Акаш снова причинит ей боль и она просто не выдержит. У нее и так все плыло перед глазами.

— Я перевяжу вам руку, чтобы опухоль спала.

Акаш открыл еще одну склянку с мазью и втер лекарство ей в руку. Мазь была такой же пахучей, как и предыдущая, но, когда он втирал ее в кожу, по телу растекалось тепло.

Скорее бы эта пытка закончилась. Шаль не спасала ее от пронизывающего ветра. Чариз боялась, что вот-вот потеряет сознание. Акаш перебинтовал ей руку.

Гидеон наклонился и достал из саквояжа полоску льняной ткани.

— Я думаю, перевязь не помешает.

— Да.

Акаш завязал льняной лоскут узлом и повесил его Чариз на шею, положив ее больную руку в образовавшееся кольцо. Ей сразу стало легче.

— Так лучше?

— Да, спасибо.