Ведь он мог ее потерять.

Постепенно страх, душивший Гидеона, пошел на спад. Реальность вернулась, мозг начал работать. Он слышал шум волн, разбивавшихся о скалы внизу. Чувствовал, как ветер холодит влажную кожу. Чувствовал неровности земли под сапогами.

— Сара, Господи… С вами все в порядке?

Она неуверенно кивнула:

— По-моему, да. Немного болит, но, думаю ничего серьезного.

Внезапно он осознал, как близко друг от друга они стоят. Еще чуть-чуть, и его тело коснется ее тела.

О чем он, черт возьми, думает, стоя над ней вот так? Он должен прекратить прикасаться к Саре. Сейчас. Немедленно.

Знакомая тошнота подступила к горлу. В глазах потемнело. Гидеон высвободил руку и прижался спиной к каменной стене рядом с ней, пытаясь скрыть свою реакцию.

Еще долго тишину нарушали только скорбные крики чаек, шум волн и хриплое дыхание Гидеона.

Наконец Чариз отодвинулась от Гидеона. Он не смотрел на нее, но чувствовал на себе ее взгляд.

Поскольку она продолжала молчать, он, собрав волю в кулак, заставил себя посмотреть в ее пепельно-серое лицо. Она прижимала руку к груди, и этот жест живо напомнил ему несчастную девушку, которую он обнаружил на конюшне в Уинчестере.

Голос ее звучал почти нормально.

— Вы снова спасли мне жизнь. Как я смогу отплатить вам за все?

О проклятие. Меньше всего он нуждался сейчас вот в этом. Она смотрела на него так, словно он был святым Георгием и только что спас ее от дракона. Неприкрытое восхищение и благодарность в ее ореховых глазах надрывали ему сердце. Гидеон делал все возможное, чтобы Сара потеряла к нему всякий интерес, но случившееся с ними только что свело на нет все его усилия.

— Вы можете отплатить мне тем, что впредь будете более осторожны, — сказал он.

И возненавидел себя за эту отповедь.

— Простите. Я не смотрела под ноги. И все же из-за моей неосмотрительности вы рисковали жизнью.

— Ничего плохого не случилось, — уже мягче произнес Гидеон.

Что, черт возьми, не было правдой. С каждой секундой, проведенной в ее обществе, тайная нить, связующая их, натягивалась, словно шелковый канат. Его недавние усилия, направленные на то, чтобы избегать встреч с Сарой, ни к чему не привели.

На мгновение их взгляды встретились, затем ее густые ресницы вспорхнули, прикоснувшись к щекам. Она стояла, затаив дыхание.

И в этот миг, в один ослепительный миг, влечение охватило его. Он отвердел. Сердце его бешено забилось. Во рту пересохло.

Тошнота, которую он испытал, прикоснувшись к ней, мгновенно прошла. То, что овладело им сейчас, было куда хуже. Потому что он, черт возьми, не мог сделать ничего, чтобы утолить этот голод.

От неожиданно острого приступа желания у него кружилась голова. Он воспринимал отсутствие интереса к женщинам после Рангапинди как благословение. Он полагал, что стал безразличен к слабому полу на всю оставшуюся жизнь, и смирился с этим.

Господи, сделай так, чтобы она не смотрела вниз. Сделай так, чтобы она не увидела, как он возбужден. Он попытался отстраниться, но на узкой тропинке это было невозможно.

Как, черт побери, он переживет эти три недели?

Он не мог прикоснуться к ней. Этика, мораль, кодекс джентльмена — все запрещало ему к ней прикасаться.

Если бы только эти высокие принципы не позволяли ему решиться на это.

Он не мог прикоснуться к ней. Физически не был на это способен. И в этом состояла трагедия.

Она продолжала говорить. Сквозь гул, стоявший в ушах, он пытался расслышать, что она говорит, расслышать и понять.

— …несколько синяков.

К черту! Он должен взять себя в руки. Он прилагал все силы к тому, чтобы сфокусировать внимание на том, что говорила она. Он осознал, что ее правая рука сжимает порванный рукав ее дешевого платья.