— Только не говорите, что она так любила Испанию, что умерла от черной меланхолии вдали от всего, что любила!
— Разумеется, нет. Тогда это не была бы романтическая легенда?
— Совершенно верно.
Он усмехнулся. Как это опасно — позволять себе расслабляться в ее присутствии.
— Она сдалась, полюбила корнуоллского пирата и родила ему десять здоровых детей. Он дожил до преклонных лет, оставаясь ей верным и любящим мужем.
На лице Сары отразился восторг.
— Подозреваю, что на самом деле их брак был таким же, как у всех.
Улыбка Сары угасла.
— Нет. То была великая страсть.
Должно быть, Сара догадывалась, что Гидеон готов с ней поспорить и дать более прозаическую интерпретацию семейной легенде.
— Есть ли здесь портрет донны Анны? — спросила она.
Гидеон указал на противоположную стену. С небольшого портрета на них смотрела полная женщина в простом черном наряде, сшитом по моде времен правления Джеймса Стюарта.
— Вот.
Сара долго вглядывалась в полное лицо немолодой женщины. Гидеон подошел и встал рядом, но так, чтобы не касаться ее.
— Вы разочарованы?
Конечно, она должна испытывать разочарование. Самая красивая девушка в Испании превратилась в заурядную женщину средних лет. Если, конечно, донна Анна была когда-либо красивой. Возможно, семейная мифология приукрасила эту часть истории. Возможно, Джек женился на донне Анне, чтобы завладеть ее испанским золотом. Богатство, захваченное им на галеоне, было вполне реальным. Доказательств тому было достаточно — былой блеск и слава Пенрина просвечивали сквозь запустение последних лет.
— Нет, я не разочарована, — тихо произнесла Сара, повернувшись к нему. — Она выглядит очень счастливой, хотя жила вдалеке от дома и семьи. Должно быть, она любила своего неукротимого мужа и целый выводок детей.
В этой пыльной комнате с красивым паркетным полом, темными панелями и изысканной лепниной на потолке Сара была единственным по-настоящему живым существом. Она горела, как свечка. Он жадно пил ее глазами. Шелковистые волосы, заплетенные в косу. Прекрасные сияющие глаза. Дешевое платье намекало на несказанные сокровища ее тела под ним.
Ее дешевое, рваное, грязное платье.
Он поморщился.
— Бог мой, женщина, что вы носите?
Щеки ее вспыхнули, и она невольно пригладила складки.
— Больше у меня ничего нет.
— Я попросил домохозяйку что-нибудь для вас поискать.
Сара поморщилась.
— Миссис Полетт гораздо полнее меня. Она одолжила мне пару платьев, но я не могу их носить. Ночная рубашка буквально сваливается с меня.
Он натянулся как тетива. В глазах потемнело. Он представил себе Сару обнаженной, готовой отдаться ему.
Он прокашлялся, сжал кулаки и попытался взять себя в руки.
— Я не должна была этого говорить.
Гидеон судорожно сглотнул и лихорадочно стал искать какой-то предмет, на котором мог сконцентрироваться без опасения возбудиться вновь. Редис. Репа. Капуста. Морковь.
Нет, не морковь.
— Нет…
Не стоило.
— Вы не поверите, но меня никто не тащил под кусты, — пробормотала Сара.
— Одежда моей матери сложена в сундуках на чердаке. Вы не хотели бы посмотреть, может, вам что-нибудь подойдет? Вы не можете ходить в таких отрепьях еще три недели.
Сара показала на портрет в золоченой раме на той же стене, где висел портрет Черного Джека:
— Это ваша мать?
— Да.
Как он и подумал, Сара подошла к великолепному портрету кисти Лоуренса. Женщина на портрете была одета в просвечивающийся наряд, модный в конце прошлого века. |