А туфли — нет. У вашей мамы была ножка куда изящнее моей.
Она приподняла юбку на несколько дюймов, демонстрируя ему ногу в чулке.
Ведьма! Она мучает его забавы ради. Если бы он мог к ней прикоснуться, задушил бы. Если бы он смог к ней прикоснуться, не стал бы душить, а зацеловал бы до смерти.
И вдруг его осенило — такое озарение у него уже было, — что отправиться с Сарой на чердак на самом деле очень плохая затея. Он рассчитывал найти для нее пару нарядов и удрать без последствий. Теперь такой план представлялся ему абсурдно оптимистичным.
Проклятие, ему нужно было выбираться отсюда. Прямо сейчас.
Чердак казался таким просторным, когда он вошел туда. Теперь стены и потолок словно сжимались вокруг него.
В то время как он знал, что если что-то и сжимается вокруг него, то это ненасытное желание.
Он с торопливой неловкостью поднялся на ноги. От напряжения свело плечи.
— Все, что вам нужно, в этом сундуке. Я распоряжусь, чтобы слуги принесли его в вашу комнату.
Тон его заставил ее съежиться, но, справившись с собой, она принялась укладывать в сундук веши, которые он успел вынуть. Она была совсем рядом. Юбки ее с чувственным шепотом скользнули по его ногам. Теплый женственный запах Сары приглушил запах материнских духов.
Гидеон закрыл глаза и глубоко вдохнул этот запах. То был аромат рая. А он, бедный грешник, обречен на вечную муку стоять перед этими крепко запертыми воротами.
Черт ее дери, ему вообще не стоило приходить сюда. Миссис Полетт вполне могла бы сама показать Саре содержимое сундуков.
Когда он открыл глаза, она стояла перед ним. Лицо ее было приподнято, губы приоткрыты, руки протянуты ему навстречу. Лицо ее было живым воплощением желания и беззащитности и еще отчаянной храбрости.
Он не мог не понять, чего она хочет.
Но даже это понимание не могло вывести его из ступора. Он не мог шевельнуть ни одним членом. Руки и ноги словно налились свинцом. Он хотел сказать «нет», но из горла его вырвался лишь стон, напоминающий рычание. Он попятился, но она уже подалась ему навстречу.
Он неловко повернулся, стараясь уклониться, но она схватила его за руки. Пальцы ее впивались в плоть, словно хищные когти. Его парализовал и ослепил ужас.
— Гидеон, пожалуйста, — произнесла она с надрывом, отчего все в нем сжалось от чувства вины и греховного томления.
Ее стройное нежное тело вжалось в его тело. Ее руки, на удивление сильные, обхватили его за шею. Ее головокружительный запах сводил с ума, путал мысли.
Дрожа, он схватил ее за талию, обезумев от желания оттолкнуть ее от себя. Но не смог.
Она встала на цыпочки и прижалась к его губам ищущими влажными и жаркими губами.
Он прижал ее к себе.
На одну ослепительную секунду он забылся в жгучем поцелуе. Темнота. Наслаждение. Сладость. Тепло.
Если бы он был нормальным мужчиной.
Хотя сейчас, черт возьми, он чувствовал себя как нормальный мужчина, охваченный похотью. Мужчина, который целует женщину, которую хочет больше всего на свете.
Сквозь туман страсти ум его бомбардировали вопросы. Неужели чудо свершилось? Неужели желание выжгло из него призраков Рангапинди?
Он крепче прижался губами к ее губам. Дрожь возбуждения пробила ее, и она прижалась теснее. Он отдался все подавляющему наслаждению.
Было слишком поздно.
Хищные призраки когтями рвали его душу, пробираясь наружу. Плотная юная плоть под его ладонями становилась холодной и скользкой. Сочные губы под его губами вытягивались в гнилую ухмылку смерти. Сладкий запах цветов и свежий запах моря потонул в трупной вони разложения.
Он отчаянно боролся с удушающей мглой. Только не дай случиться этому сейчас. Господи, не сейчас. Не тогда, когда она наконец в его объятиях.
Мышцы его болезненно сжались. Образы ночных кошмаров завладели им. |