В какой-то момент ей показалось, будто тетушка собирается возразить, но герцог заговорил снова:

— Разумеется, можно поступить иначе. Я могу выставить Сорильду за дверь, пусть сама о себе позаботится. Некоторые сочли бы это справедливым наказанием за подобное поведение. Или лучше сказать — преступление? Но я чувствую: как раз тебе-то и хочется, чтобы я проявил милосердие.

Теперь уже герцогиня прекрасно поняла, что угроза направлена в ее адрес. Сорильда, наблюдавшая за происходящим, заметила, что она вся сжалась и словно бы стала меньше ростом.

— Я не хочу, чтобы ты был жестоким, Эдмунд, — произнесла она дрожащим голосом.

— Я так и думал, — ответил герцог, — ну, а теперь пора и на покой. Я утомился с дороги. До чего приятно сознавать, что ты, дорогая женушка, так рада моему возвращению!

Герцог говорил, не скрывая сарказма. Со звуком, похожим на рыдание, герцогиня повернулась и вышла из комнаты.

Герцог направился за ней следом, но у дверей задержался и, обернувшись, взглянул на племянницу. Только теперь он заметил, как при свете свечей блестят ее рыжие волосы, только теперь разглядел в огромных глазах страх.

Тогда тихо, словно не желая, чтобы услышала жена, он произнес:

— В мужья тебе мог достаться кто-нибудь и похуже графа Уинсфорда!

Дверь за ним затворилась, и Сорильда закрыла лицо руками. Что она наделала? Что произошло? Казалось невероятным, чтобы всего за десять или пятнадцать минут случилось столь многое, и тем не менее в результате переменилась вся ее жизнь.

Мысленно возвращаясь к происшедшему, девушка попыталась представить, что она могла бы сказать в оправдание, не погубив герцогиню безвозвратно. Конечно, тетушка ловко заметала следы, и долгие язвительные споры не привели бы к доказательству собственной невиновности.

Дядя знал правду, в этом не было никаких сомнений. Его не ввело в заблуждение присутствие графа в ее спальне и притворство герцогини.

Он оказался достаточно проницательным и догадался, что если Сорильда услышала, как подъезжает карета, то именно благодаря ей граф успел перейти из спальни герцогини в ее комнату.

Тот, кто передал ему содержание письма, посланного герцогиней графу, несомненно сообщил и о том, что тот попадет в замок через западную башню.

Нет, герцог знал правду, решила Сорильда.

Вновь и вновь перебирая в уме все, что было сказано и сделано, она пришла к заключению: как бы она ни протестовала, в результате неизбежно произошло бы то же самое.

«В мужья тебе мог достаться кто-нибудь и похуже графа Уинсфорда!»

Последнее замечание дяди все еще звучало у нее в ушах. Сорильда спрашивала себя, как она сможет выйти за человека, пусть даже он хорош собой и великолепно держится в седле, если она бесконечно презирает его? Хотя Сорильда много читала, она была очень наивна и плохо представляла, как ведут себя люди в действительности. Когда она жила с отцом и матерью, в их доме редко обсуждались скандалы по той простой причине, что у ее родителей это вызывало скуку; у них было так много других тем для разговора, которые интересовали обоих.

Поэтому Сорильда даже не догадывалась, что в высшем свете для джентльменов вроде графа Уинсфорда обычным делом считалось множество affaires de coer с красивыми женщинами, которые не видели ничего позорного в измене мужу до тех пор, пока это удавалось держать в тайне. Многим пожилым государственным мужам и знатным дворянам наподобие герцога Нан-Итонского очень хотелось, чтобы в годы правления молодой королевы Виктории была забыта распущенность двух предыдущих монархов.

Да, конечно, Вильгельм IV и его жена Аделаида сделали все возможное, дабы атмосфера Букингемского дворца и Виндзорского замка стала совершенно иной, нежели та, которую породило беспутство Георга IV и его толстых и старых любовниц.