— У меня нет желания устраивать еще одну мелодраматичную сцену, — произнесла она ледяным тоном. — Скажу лишь с полной искренностью, что мне чрезвычайно жаль любую женщину, которая связалась с вами! Не ожидая ответа, она пошла от него к двери, сама открыла ее и вышла в холл.

Опасаясь, что он может последовать за ней, Сорильда торопливо поднялась к себе, заперла дверь, выходящую в коридор, и вторую, ведущую, как она подозревала, в спальню графа.

После этого она уселась в кресло и сидела до тех пор, пока не успокоилось бешено стучавшее сердце. Только после этого она вызвала служанку.

Комплименты модисток, а затем и друзей графа, которых она встречала каждый вечер, действовали на нее как шампанское.

Словно не желая оставаться наедине с ней, каждый вечер граф приглашал к обеду гостей, многие из которых — Сорильда понимала это — приезжали из любопытства, посмотреть, что она собой представляет.

За ленчем она сидела одна. От секретаря графа, мистера Бернема, приходившего к ней каждое утро, она знала, что граф или у принца Альберта, или на заседании палаты лордов.

Если бы не неприязнь Сорильды к графу, она бы пришла в восхищение, узнав, что он участвует во множестве комитетов, ряд из которых занимался проектами, близкими ее сердцу.

Оттого, что он вызывал в ней такое возмущение, каждый раз при упоминании его имени в груди ее что-то сжималось, а при разговоре с ним в ее голосе появлялся ледяной холод, хотя она держалась чрезвычайно вежливо, как, впрочем, и он.

В то же время, когда она видела его за обедом во главе стола в окружении очаровательных женщин, Сорильда не могла не признать, что он красив и что никто другой из присутствующих в комнате мужчин не может сравниться с ним по элегантности и умению держаться.

«Могу же я восхищаться лошадью и при этом считать ее трудным, непредсказуемым животным!»— оправдывала себя Сорильда.

Граф явно обладал и тем, и другим качеством. Доносившиеся до нее разговоры между его наиболее степенными и респектабельными приятелями не оставляли никаких сомнений в том, что весь лондонский свет изумлен самим фактом его женитьбы, а тем более на особе, никому не известной и столь юной. Вспоминая услышанные обрывки разговоров и соединяя их друг с другом, словно мозаику, до тех пор, пока у нее не сложилась полная картина происходящего, Сорильда уяснила, что для любовных связей граф всегда выбирал женщин или замужних, вроде ее тетушки, или овдовевших, вроде леди Алисон.

Она с возмущением подумала, что ведет он себя просто как какой-то Казанова, а женщин, любви которых ему удалось добиться, скоро будет столько, что ему и не сосчитать! Входила ли она в комнату или переходила от одной группы гостей к другой, до нее доносились фразы, говорившие ей о муже многое.

— Сердце Шарлотты разбито…

— Аделаида была уверена, что он никогда не женится, и страшно задета…

— Джорджина говорит, что не примет молодую графиню, что бы там ни…

Как только говорившие замечали, что их слушает Сорильда, они умолкали на полуслове. Но она успевала услышать достаточно; губы ее кривились в презрительной усмешке, и она бросала на графа взгляд, в котором он должен был прочитать осуждение.

После первого вечера он вел себя чрезвычайно вежливо, так что жаловаться ей было не на что. Таких сцен, как с леди Алисон, больше не повторялось. Однако Сорильда замечала, что на каждом балу или приеме, где они присутствовали, находились красивые женщины, смотревшие на нее с ненавистью; будь их воля, они бы охотно вонзили в нее кинжал — Сорильда в этом не сомневалась.

Первые два-три бала прошли для нее значительно успешнее, чем она смела надеяться, и это доставило ей огромное удовлетворение.