|
Возьми, прошу тебя, — у меня много арф. — Ты так добр ко мне, — застенчиво произнесла девушка. — Но прошу тебя, хоть я теперь и могу играть сама, не покидай меня и не лишай радости слышать твое пение. — Я всегда готов играть для тебя — тебе стоит лишь попросить, — ответил Кевин, и Нимуэ знала, что слова эти идут из самой глубины его сердца. Она подалась вперед, чтоб забрать арфу, и постаралась при этом коснуться мерлина — словно бы ненароком. — Слова бессильны выразить всю глубину моей благодарности, — тихо, чтоб не услышала Гвенвифар, произнесла девушка. — Быть может, придет час, и я смогу выразить ее более подобающим образом. Кевин потрясенно взглянул на девушку, и Нимуэ поймала себя на том, что смотрит на него столь же пристально. «Воистину, это заклятие — обоюдоострый клинок. Я — тоже его жертва». Мерлин ушел, а Нимуэ послушно уселась рядом с Гвенвифар и постаралась сосредоточиться на прядении. — Как чудесно ты играешь, Нимуэ, — сказала Гвенвифар. — Можно даже не спрашивать, у кого ты училась… Я как то слыхала эту песню о рыбаке от Моргейны. — Расскажи мне о Моргейне, — Попросила Нимуэ, стараясь не глядеть в глаза королеве. — Она покинула Авалон еще до того, как я приехала туда. Она была замужем за королем… Лотиана, кажется?.. — Северного Уэльса, — поправила ее Гвенвифар. Хоть Нимуэ и сама все это знала, все же просьба ее была . продиктована не одним лишь притворством. Моргейна по прежнему оставалась для нее загадкой, и девушке очень хотелось узнать, какой же виделась леди Моргейна тем, кто встречался с нею в этом мире. — Моргейна была одной из моих придворных дам, — тем временем начала рассказывать Гвенвифар. — Я приняла ее в свою свиту по просьбе Артура в день нашей с ним свадьбы. Конечно, они выросли порознь, и Артур ее почти не знал, но все таки… В свое время Нимуэ обучили угадывать человеческие чувства, и теперь, внимательно слушая королеву, девушка поняла, что за неприязненным отношением Гвенвифар к Моргейне таится и кое что иное — уважение, глубокое почтение, смешанное со страхом, и даже своего рода нежность. «Не будь Гвенвифар такой фанатичной, такой безмозглой христианкой, она полюбила бы Моргейну всем сердцем». Что ж, по крайней мере, пока Гвенвифар рассказывала о Моргейне — хоть она и считала сестру короля злой колдуньей, — она не несла всей той благочестивой чуши, что надоела Нимуэ почти до слез. Но девушка не могла сосредоточиться на рассказе королевы. Она изображала горячую заинтересованность, издавала удивленные возгласы, когда повествование того требовало, — но душа ее была охвачена смятением. «Мне страшно. Может случиться так, что я не просто привяжу мерлина к себе, но и сама окажусь его рабыней и жертвой… Богиня! Великая Матерь! Не мне должно предстать перед ним, но тебе…» Луна прибывала. До полнолуния оставалось всего четыре дня, и Нимуэ уже чувствовала, как в ней нарастает волнение. Она думала о сосредоточенном лице мерлина, его прекрасных глазах, чарующем голосе — и понимала, что и сама безнадежно запуталась в паутине собственного заклятия. Изуродованное тело Кевина давно уже не вызывало у нее ни малейшего отвращения, зато она остро ощущала жизненную силу, бурлящую в этом теле. «Я отдамся ему в новолуние, — подумала Нимуэ, — и наши жизни сольются в один поток, и мои цели станут его целями, и мы сделаемся единой плотью…» Тело ее изнемогало от желания, острого до боли; ей хотелось, чтоб нежные руки Кевина ласкали ее, хотелось почувствовать на своих губах его дыхание. Нимуэ изнывала от жажды и знала, что чувства эти — по крайней мере, отчасти, — это отголосок его желания и неверия в свои силы. |
