|
— Он, конечно же, думает, что это ты и что все вокруг — всего лишь сон, насланный нечистым, — с улыбкой заметила королева. — Он потому то и ушел столь далеко от нас, что полагает, будто должен стыдиться самого заветного своего желания… Ты об этом не знала, моя Моргейна, моя милая? Моргейне почудилось, будто она — словно во сне — слышит ласковый голос Вивианы. — Так спит король в объятьях той, кого ему суждено любить до смерти… А что же будет, когда он проснется? Ты заберешь Эскалибур и бросишь Артура на берегу, чтобы он вечно искал тебя в тумане? Внезапно Моргейне вспомнился скелет коня, лежавший под сенью волшебного леса… — Нет, только не это, — содрогнувшись, произнесла она. — Тогда ему придется остаться здесь. Но если он и вправду столь набожен, как ты говоришь, и примется читать молитвы, чтоб избавиться от наваждения, все это развеется. Он потребует вернуть ему коня и меч — что нам тогда делать, леди? — Я возьму меч, — мрачно сказал Акколон. — И пусть Артур попробует его у меня отобрать. Тут к ним подошла темноволосая девушка, и в руках у нее был Эскалибур, спрятанный в ножны. — Я забрала это, пока король спит, — сказала девушка. — А он во сне назвал меня Моргейной… Моргейна прикоснулась к рукояти меча, изукрашенной драгоценными камнями. — Дитя, подумай хорошенько, — сказала королева. — Быть может, лучше будет прямо сейчас вернуть Священную реликвию на Авалон, — и пускай Акколон начнет свой путь короля с тем мечом, который сумеет добыть? Моргейна задрожала. Внезапно ей показалось, что зал — или рощу, или чем бы это место ни — являлось — окутала тьма. Спящий Артур лежал у ее ног. Или он все таки находился где то вдалеке? Но Акколон протянул руку и схватил меч. — Я возьму Эскалибур и ножны, — заявил он. Моргейна опустилась перед ним на колени и прицепила священный меч к поясу Акколона. — Да будет так, любимый… Носи его с большей честью, чем тот, для кого я сделала эти ножны… — Да не допустит Богиня, чтобы я когда либо предал тебя. Уж лучше я умру, — прошептал Акколон. Голос его дрожал от волнения. Он поднял Моргейну и поцеловал. Так они стояли, приникнув друг к другу, пока мрак ночи не начал рассеиваться. Королева улыбнулась — насмешливо, но доброжелательно. И от этой улыбки их словно окружило сияние. — Когда Артур потребует меч, он его получит… и некое подобие ножен тоже. Но эти ножны ничуть не помешают его ранам кровоточить…. Отдай меч моим кузнецам, — велела королева девушке, и Моргейна уставилась на них, словно во сне. Неужто ей пригрезилось, что она опоясала Акколона священным мечом? И королева и девушка ушли — и Моргейне почудилось, что они находятся в огромной роще, и настало время зажигать костры Белтайна, и Акколон заключил ее в объятия, как жрец — жрицу. А потом они стали просто мужчиной и женщиной, и Моргейне казалось, что время остановилось, что их тела слились, что у нее не осталось ни собственных сил, ни собственной воли, и поцелуи Акколона обжигали ее губы огнем и льдом… «Ему предстоит встретиться в поединке с Королем Оленем, и я должна подготовить его…» Но как же так вышло, что они лежали в роще, и священные символы покрывали тело Моргейны, юное и нежное, и он накрыл ее тело своим, и вошел в нее — и Моргейна почувствовала рвущую боль, как будто он снова взял ее девственность, целую вечность назад отданную Увенчанному Рогами? Неужто для него она снова стала девой, словно и не было всех этих лет? Почему ей видится над его головой тень оленьих рогов? Кто этот мужчина, которого она держит в объятиях, и что их связывает? Он застыл в изнеможении, придавив Моргейну своей тяжестью; дыхание его было сладким, словно мед. |
