|
Ланселет подошел к королеве и поклонился. — Леди, отпустишь ли ты меня? Хоть радость и не покинула Гвенвифар, королева почувствовала, что готова расплакаться. — Любимый, неужто тебе непременно нужно уйти? В этот миг Гвенвифар нимало не волновало, слышат ли ее окружающие. Артур протянул руку родичу и другу и с тревогой взглянул на него. — Ты покидаешь нас, Ланселет? Ланселет кивнул. На лице его лежал отблеск иного, нездешнего света. Так значит, эта великая радость не миновала и его? Но зачем же тогда ему уходить за нею вслед? Ведь она же уже с ним! — Любовь моя, все эти годы ты твердил, что недостаточно хорош для христианина, — сказала Гвенвифар. — Так почему же ты хочешь покинуть меня ради поисков Грааля? Несколько мгновений Ланселет мучительно пытался подобрать нужные слова, потом наконец произнес: — Все эти годы я считал, что Бог — всего лишь выдумки священников, что они сочинили это все, чтоб держать людей в страхе. Сегодня же я видел… — он облизнул пересохшие губы. Пережитое никак не хотело укладываться в слова. — Я видел… нечто. Если такое видение возможно, от Христа оно или от дьявола… — Ланселет! — перебила его Гвенвифар. — Конечно же, оно от Бога! — Вот видишь — ты в этом уверена, — сказал Ланселет, прижав руку Гвенвифар к своей груди. — А я сомневаюсь. Недаром мать дразнила меня «сэр Мне Кажется». А может, все боги суть Единый, как повторял Талиесин… Я разрываюсь между тьмой неведения и светом, пробивающимся сквозь отчаяние, что твердит мне… Он снова сбился, не зная, как выразить обуревающие его чувства. — Мне чудится, будто где то вдали звонит огромный колокол, будто далекий свет, подобный блуждающим огням, зовет меня и твердит: «Следуй за мной…» И я знаю, что там — истина, подлинная, живая, что я вот вот ее постигну — нужно лишь пойти на этот зов, разыскать ее и сорвать пелену, что окутывает ее… и никаким иным путем не обрести мне этой истины, моя Гвенвифар. Так неужто ты откажешься отпустить меня — теперь, когда я понял, что на свете есть истина, воистину достойная поиска? Они словно забыли, что они не одни, что вокруг полный зал народу. Гвенвифар знала: она могла бы уговорить Ланселета остаться, — но кто смеет становиться между человеком и его душой? Господь не счел нужным наделить Ланселета той уверенностью и радостью, что дарованы были ей, — неудивительно, что теперь тоска по необретенному гонит Ланселета в путь. Ведь если бы она, Гвенвифар, ощутила сегодня лишь присутствие этой истины, но не обрела уверенности, она тоже искала бы ее — всю жизнь, до скончания дней своих. Королева протянула руки к Ланселету — ей казалось, будто она среди бела дня обнимает его на глазах у всего двора, — и сказала: — Тогда иди, возлюбленный. Ищи — и Бог вознаградит тебя, даровав эту истину, которой ты так жаждешь. А Ланселет ответил: — Да пребудет с тобою Господь, моя королева. Если будет на то Его милость, я вернусь к тебе. Он повернулся к Артуру, но Гвенвифар не слышала, о чем они говорили — она видела лишь, как король и Ланселет обнялись, словно в юности, в те блаженные дни, когда все они были молоды и невинны. Артур обнял Гвенвифар за плечи и тихо проговорил, глядя вслед уходящему Ланселету: — Иногда мне кажется, что Ланс — лучший из нас. Гвенвифар повернулась к Артуру; сердце ее было преисполнено любви к этому благороднейшему из людей, ее супругу. — Мне тоже так кажется, ненаглядный мой. К ее удивлению, Артур сказал: — Я люблю вас обоих, Гвен. Запомни — ты для меня дороже всего на свете. Я почти рад, что ты так и не родила мне сына, — едва слышно добавил он, — ведь иначе ты могла бы подумать, что я люблю тебя лишь за это. |
