– Ты заговорил, как Остенкур, – сказал Джеллит.

– Я терпеливее его. Я терпелив. Остенкур не ошибался, он просто слишком спешил. Он рвался в последнюю битву без надежды на успех, – сказал Дафид, соображая на ходу. Подбирая слова для нового откровения.

– Стало быть, нас всех разошлют черт знает куда, а ты тем временем будешь терпеливо вести свою войну? – осведомился Рикар. – Ты теперь верховный жрец человечества?

Все уставились на него. Рикар был прав. Карриксы назначили его верховным жрецом – единственным, к кому прислушивается злое, капризное божество. Что же, придется пророчествовать.

– Я не знаю, что с нами будет, – заговорил Дафид. – Но пока мы еще здесь, пока мы вместе, я хочу сказать, что найду способ с ними покончить. – На лицах сидевших в кругу было написано трезвое сомнение – но и отчаянное желание верить. – Я все о них узнаю. Разберусь, что творится у них в головах. А потом убью их всех и выжгу дотла их сраные башни. Теперь это моя война.

36

Рой в полном смятении.

Отчасти из-за природы его нового тела. Он впервые испытывает когнитивные искажения от насыщенной тестостероном среды: едва перехватив управление, он перекрыл поступление гормона, но все же мозг и тело уже получили некоторые отличия. Новый носитель активнее сопротивляется смерти, его ярость и отчаяние имеют иной вкус. Иногда рой чувствует, что почти теряет контроль над ним. Разумеется, не так, как теряли контроль прежние носители. Его невозможно убить или вытеснить. Дело скорее в том, что привычки и связи Джеллита угрожают преобразить рой, стоит ему отвлечься.

Он смотрит в окно на широкие, угловатые строения карриксов – смотрит новыми глазами. В теле Илси Янин, при всех изменениях, крупных и мелких, внесенных в него роем, исподволь проступало нечто общее с ним, роем. Джеллит видит все иначе. Рой сдвигается по спектру, отмечая его сенсорные возможности. Он находит уходящие высоко в атмосферу силовые линии, тепловое мерцание далеко на земле, проблески на ультрафиолетовых частотах. Все это тело Джеллита воспринимает несколько иначе. Как если бы два разных танцора исполняли один танец.

– Ты в порядке? – спрашивает Джессин.

То, что осталось от мужчины, вопит, рвется и бьется, но лишь метафорически, поскольку у него нет тела, способного вопить, рваться и биться. Другие – две мертвые женщины – наблюдают за ним с сочувствием.

– Просто задумался, – говорит рой.

– Если уходить… может, нас отправят вместе.

Рой улыбается и берет ее за руку. Его снедают противоречия, бушующие внутри Джеллита. Душераздирающая любовь к сестре, злоба на обстоятельства, в которых он снова обязан ее поддерживать, ярость и ужас от того, что ее пальцы обнимают рой.

– Может быть, – говорит рой. – Может быть.

И у него рвется сердце.

Правильнее было бы уйти. Правильно было бы хотеть уйти. Если рой сумеет попасть в колонизированный мир, на захваченную планету, где охрана не так строга, как в мире-дворце, он передаст все, что узнал. Он прошепчет нужные его стороне секреты в ожидающее их огромное радиоухо. Ради этого он здесь. За это погибли люди, которыми он был. Ради этого они принесли своих близких на алтарь Каррикса.

Он не хочет уходить.

Рой влюблен.

«Фигня, – говорят останки Эмир. – Его любит Илси. Ты просто следуешь ее привычке».

«Я любила его уже мертвой, – отвечает Илси. – Я не бывала с Дафидом при жизни. И поцеловала его впервые уже мертвой». Она хочет сказать: «Это не моя вина». Как будто можно выделить источник одного намерения в том вареве, которым сделались их объединенные сознания. Рой пытается игнорировать отвлекающий хаос их голосов. Разум, принадлежавший Джеллиту, вопит.