— Рогатина? Прекрасная идея. Ты, главное, буди. Ему нельзя все время спать, пропадет. Не добудимся.
— Спускайся к нам, дядя Сарын! Дам тебе рогатину!
— Спасибо, Уот. Лучше ты ко мне.
— Лучше ты! Вот спроси, зачем? Спроси!
— Зачем?
— Земляное Пузо будить! В две рогатины!
— Нехорошо так о родном отце…
— Хорошо!
— Ну, значит, хорошо. Тебя не переспоришь.
— А-а, буйа-буйа-буйакам!
Позже, когда разлом затянулся окончательно, мальчик, который не был мальчиком, еще с полчаса поиграл на дудке. Затем он встал и пошел домой: в насмерть перепуганный грохотом поселок — и первым, сопровождавшим приход Уота из-под земли, и вторым, ознаменовавшим чье-то падение с небес. Следовало успокоить людей, вернуть им уверенность в завтрашнем дне. До истории, которая произойдет с другим мальчиком — вне сомнения, мальчиком, и никем иным — оставалось без малого двадцать лет. Но дудочник знал: когда Юрюн Ар-тойон, Белый Владыка, создавал время, он создал его достаточно. Еще он знал, что если кто-то и создал время, так уж никак не Юрюн-тойон. Впрочем, вступать по этому поводу в дискуссии Сарын-тойон, больше известный как Первый Человек, не собирался.
ПЕСНЯ ПЕРВАЯ
1
Хороший стрелок — сердитый стрелок
— В колоду неинтересно.
Кустур опустил лук и почесал кончик носа. Он всегда так делает, когда думает. Или когда не знает, чего хочет. А случается, просто так чешет.
— Давай подальше отойдем, — предложил я. — Только стрелы сначала вытащим.
— Ну-у, давай…
Со стрелами пришлось повозиться: засели, гады, хоть зубами тяни. Кустур достал ножик, принялся расковыривать сухое дерево.
— Хорошие наконечники! Если они в деревяшку так входят…
— А то! — воспрял Кустур. — С такими хоть на волка, хоть на рысь…
— Отец не заругается?
Отец Кустура — кузнец. Нам вообще-то железные наконечники на стрелы ставить нельзя. Железные — для взрослых боотуров и охотников. Но когда Кустур разжал ладонь, и на ней звякнула-блеснула целая дюжина — смотри, чего принес! — разве ж можно было отказаться?
— Не заругается, — рот Кустура расползся в улыбке до ушей. Того и гляди, щеки треснут. — Ты мне верь, я честный-пречестный.
— Он что, разрешил?!
— Разрешил, да не он! Я их сам отлил! И заточил.
Похоже, не врет. Вон, от гордости чуть не лопается. Ну и правильно! Если сам сделал — есть, чем гордиться.
— Здо̀рово!
— Нож видишь? Тоже сам ковал.
Нож, честно говоря, у Кустура дрянь дрянью. Зато своими руками кованый! Отец его третий год учит. Вырастет — тоже кузнецом станет. Старики рассказывали, отец Кустура — кузнец в восьмом колене. А Кустур будет — в девятом. В девятом колене можно великим мастером стать, каких и земля не знала, и небеса не видывали. С другой стороны, род — родом, колено — коленом, а учиться все равно надо. Еще как! Всех чему-то учат, кроме меня. Ты, Юрюнчик, сын Сиэр-тойона! Тебе, Юрюнчику, отроду все дано. Не надо тебе ничему учиться! Вот съездишь в Кузню, солнце наше, все узнаешь-сумеешь…
Я им что, наконечник? Ножик?!
— Давай с того пригорка?
— Далеко-о… А, ладно, давай!
Я оттянул тетиву до самого уха. С презрительным фырчаньем стрела вспорола листву и исчезла в зарослях орешника. На целых два кулака выше! Ну вот, теперь стрелу искать…
— Кырык!
Кустур победно вскинул лук над головой: его стрела глубоко вонзилась в верхний край искромсанной колоды. |