Однако вклинился довольно вяло. Очень смирно вклинился.

– Седьмой этаж – ожоговое отделение! – терпеливо принялся объяснять Федор. – Соображаешь, что это такое? Ожоговое! А теперь посмотри вот туда. Что ты там видишь?

– Инвалидное кресло.

– Вот именно, кресло. Теперь смекаешь, о чем я?

Катя азартно прищурилась. В ее глазах мелькнула искорка интереса.

– Ты авантюрист, Макаров!

– Ты тоже авантюристка, Туркина! За это я тебя и люблю, – признал Федор.

– Точно. Мы с тобой неплохо спелись, – согласилась Катя.

Больше ничего сказано не было, но оба, наблюдая за креслом, задумались об одном и том же.

– Вот только проблема, где взять пациента с хорошими шпионскими навыками, – сказала наконец Катя.

– О, это как раз не проблема. Пациент у нас есть! Отличный, упитанный пациент! А уж нашпионит так, что просто пальчики оближешь!

Сообразив, о ком идет речь, Пузиков опасливо отодвинулся.

– Я не согласен! – забормотал он. – Эй, что вы делаете!? Караул, бинтами обматывают! Караул, только не на кресло! Предупреждаю, что я каратист! Да не заматывайте мне рот! Бу-у-бу-бу! Оставьте меня в покое! Я вас на баксы поставлю! Вы со мной за всю жизнь не расплатитесь!

Десять минут спустя два милиционера, дежурившие на площадке лифта седьмого этажа, перестали обсуждать вчерашний футбол и, насторожившись, разом повернули головы в направлении грузового лифта.

Тяжелые двери лифта с шипением открылись, и оттуда, вращая колеса инвалидного кресла, выехал пациент, вид которого заставил содрогнуться даже суровые милицейские сердца.

Лицо, руки и даже ноги нового пациента были плотно обмотаны бинтами. Над плечом, прикрепленный к коляске, вился гибкий шнур капельницы.

– Эй, вы куда? В ожоговое? Из какой палаты? – опомнился наконец один из милиционеров.

– М-м-м… – замычал пациент.

– Что «м-м-м»?

– М-м-м-м…

Должно быть, жестокий ожог не пощадил и голосового аппарата несчастного, потому что на все вопросы он только мычал, одновременно продолжая целеустремленно вращать колеса своей каталки и продвигаться в глубь коридора.

– Эй вы, погодите! Без разрешения нельзя! Протасов, позвони в диспетчерскую, пусть проводят!

Обожженный на коляске горячо затряс головой, показывая, что не может ждать никого из диспетчерской и должен проехать немедленно.

Милиционер протянул руку, чтобы задержать забинтованного, но взглянув на красные пятна, расплывающиеся на бинтах, отодвинулся и убрал руку за спину.

– Ладно, Протасов, не звони!.. Проезжайте! Только имейте в виду: обратно только с пропуском, – пробурчал он, видно, недовольный тем, что вынужден нарушать инструкцию.

Беспрепятственно миновав охрану, странный пациент проехал дальше по коридору и, свернув на небольшую площадку, которую не было видно от лифта, выбрался из коляски.

Восстановив вертикальное положение, он брезгливо посмотрел на свои забинтованные руки с расплывавшимися красными пятнами.

– И угораздило эту Туркину-Буркину вымазать меня свеклой! Ну ничего, я еще отыграюсь! Будет знать, каково шутить с тем, кто носит гордую фамилию Пузиков! – раздраженно пробормотал сквозь бинты знакомый голос.

Скользнув в дверь мужского туалета, Борька сорвал с себя все бинты и, кое-как восстановив прежний вид, надел свой хирургический халат.

В этом халате он беспрепятственно прошел через все отделение и, толкнув дверь, заглянул в палату реанимации, откуда доносился негромкий писк кардиологической системы.

Профессор Слощей и его шофер неподвижно лежали на кроватях.