Казалось невероятным, чтобы после бесконечных песков вдруг перед глазами вырос настоящий город. И тем не менее все это существовало в действительности: и обильная роща финиковых пальм, и десятки домов, белеющих в ночном мраке, и приветливые огни караван-сарая, и рослые стражники в тяжелых халатах, с саблями за поясом, охраняющие водопой.
Почуяв близость воды, конь заржал и помчался во весь опор, больше не чувствуя на себе тяжести двойной ноши.
Югонна встрепенулся.
— Это мне не чудится? — спросил он хрипло.
— Нет, — ответил киммериец. — Мы прибыли. Это оазис Шахба. Здесь можно передохнуть, пополнить запасы, а потом отправляться дальше в путь… Надеюсь, — прибавил он, — у тебя водятся деньги, потому что хозяева оазиса — люди жадные и требуют платы решительно за все, даже за клочок неба над головой, ведь это их собственный клочок неба.
— Их можно понять, — мягко промолвил Югонна. — Ведь здешняя вода — единственный источник их богатства.
— Не спеши оправдывать этих акул, — возразил Конан. — Они способны дать умереть тебе от жажды прямо возле их ног, если ты не в состоянии заплатить за глоток воды.
— Неужели это правда? — удивился Югонна.
— Да. Хотя обычно у человека всегда что-нибудь да находится. Близость смерти обостряет сообразительность… Но мне бы не хотелось платить за тебя, вот что я хотел, собственно, сказать, Югонна.
— Не беспокойся, — по голосу Югонны Конан понял, что тот улыбается. — Тебе не придется выкладывать ни монеты. У меня есть деньги.
Ночная тьма придавала пейзажу какую-то эпическую торжественность. Финики свисали большими гроздьями. В просторных вольерах, разбуженные чужаками, завопили обезьяны, привезенные сюда специально для сбора урожая: в здешнем оазисе традиционно использовали для подобных работ животных. И хотя обезьяны съедали часть собранного, все же их хозяева оставались не в накладе. Наем работников обошелся бы куда дороже.
Для Югонны все это было в новинку. Он молчал, озираясь по сторонам и жадно впитывая новые впечатления. Конан мимоходом отметил про себя: какие бы испытания ни пережил этот человек, он все же не утратил способности интересоваться окружающим и даже удивляться. Признак сильного характера.
Конан подошел к источнику. Стражи повернулись к нему. Это были рабы откуда-то из Южных Королевств, чернокожие, огромного роста, неподкупные, неспособные внимать ни уговорам, ни лести, ни слезам. Они знали лишь один язык — язык денег, как и предупреждал Конан.
Длинные копья в их руках шевельнулись, готовые направиться в грудь незнакомцам.
Конан протянул одному из стражей пару монет, а его спутник снял с мизинца ноги перстень и добавил свою ленту. Стражники переглянулись, в лунном свете белки их глаз блеснули. Не сговариваясь, молча, они расступились, пропуская путников к воде.
Конан дал напиться коню, после чего пополнил запас в бурдюке и только затем выпил сам. Югонна терпеливо ожидал, пока настанет его очередь, хотя и дрожал всем телом в нетерпении. И снова Конан поразился его выдержке. Югонна не проронил ни слова. И хотя каждая частица естества незнакомца рвалась к воде, он продолжал сохранять невозмутимость.
— Здесь есть постоялый двор, — обратился к нему Конан. — Можно заночевать там. Немного шумно, когда там останавливается караван, но в целом сносно. И можно поесть и купить в дорогу лепешек и сушеного мяса. Кстати, постоялые дворы здесь называются «сарай», имей в виду.
— Хорошо, — кивнул Югонна.
— Я рассказываю тебе все это потому, что намерен здесь с тобой распрощаться, — объяснил киммериец, пока они шагали по направлению к караван-сараю. |