Поначалу это утомляло, потом он привык. У каждой марфушки, рассудил капитан, свои игрушки. На Лубянке все микро-феликсы. А здесь — макси-станиславские. Бывает.

— С питанием и тренировками все ясно, — сказал полковник, еще раз проглядев график. — Тиры и тренажеры отменяю своим волевым командирским решением. Что насчет ментальных тренировок?

— Герман говорит, — честно признался Стас, — что я полный бездарь.

— Мне он пишет совсем иное.

— Шуткует, наверняка, озорной наш.

— А как тебе сама практика?

— Да никак. Нудно и скучновато.

Битых два месяца капитан Пшибышевский разгадывал какие-то головоломки, разглядывал бесформенные кляксы на листах писчей бумаги, пытался одновременно следить за бьющейся о стекло мухой в одной части своего кабинета, и кривляющимся собственным отражением в кривом зеркале по другую сторону от стола.

— А еще, — настаивал полковник, словно желающий сделать научную карьеру на болезни пациента педиатр, — какие впечатления?

— Башка болит и кружится. Полным дураком себя ощущаю. Стал запоминать длинные последовательности бессмысленных знаков и пить водку напополам с вермутом.

Полковник уткнулся в график, потом переспросил:

— При чем тут вермут?

Стас хлопнул себя по лбу:

— Ах да, прошу прощения. Это уже из моей частной жизни и досуга.

— Ты мне это брось! Вермут — отставить! Только водку, можно с пивом. И только по выходным… Или после дежурства.

Стас подумал, вытянуться ли ему во фрунт, но пришел к выводу, что может получить в глаз. Он только сухо кивнул и сказал:

— Так точно.

— И все?

— В смысле, товарищ полковник?

— Больше никаких изменений не ощущаешь? Они есть, и график тому свидетель. Начальство интересуется твоим субъективным мнением.

— Сны цветные видеть стал, — помедлив, сказал Пшибышевский. — После первого ранения такого не было.

— После чеченского осколка?

— Нет, еще в школе, на фехтовании маска слетела. Партнер клинок в сторону отвел, но эфесом залепил так, что… В общем — три шва, сотрясение, минус два боковых зуба.

— А теперь видишь в цвете? Это отрадно. Надеюсь — чистая порнография мерещится? Никаких антисоветских демонстраций, ковбоев и бейсбола?

Стас устало прикрыл глаза. Этот балаган, в который его дядя превратил бывшее отделение комитета, начинал его раздражать.

— Одни бабы, пляжи и пальмы, — через силу выдавил он. — Никаких демонстраций и прочих противоправных действий.

— Хвалю. Объявляю тебе от лица службы благодарность! Но тренировки придется усилить. И сделать поразнообразнее.

Стас про себя застонал.

— Думаю, товарищ полковник, ненадолго эти цветные сны. Косоглазые товарищи скоро опять отобьют. Эти эфесы помассивней будут, чем на спортивной рапире.

— Но и ты с годами стал крепче, чекист, — подмигнул полковник. — Не первый год в органах, что тебе парочка-другая сотрясений? Ничто нас в этой жизни не вышибет из седла… Кстати о седлах… Прапорщик Елизавета!

В дверях тут же возникла «секретарша».

— С завтрашнего дня будете объезжать данного молодого человека. Ему уже бабы и пальмы мерещатся. Шутки шутками, а он не просто какой-нибудь дворник, а мужчина с табельным оружием. А ну как что в голову ударит?

— Так точно, — солидно кивнула шевелюрой, аккуратно уложенной на принципиально «штатский» манер прапорша.