|
– Валерик, – сказал я, пожимая эту грязноватую мозолистую граблю. – А фамилия моя интересная – фамилия моя Горбачев, – продолжал Константин, тряся мою руку. – Не родственник? – Бог миловал. – А за что запрессовали? Мы сели на койку. – Да ни за что, – заулыбался Горбачев. – Памятник взорвал. – Который? – Да Путину. Что возле шпалопропиточного стоял. – Да ну?! Сам? – Сам. – А взрывчатку где надыбал? – У вояк на самогонку выменял. Мало было самогонки, а то бы я его вообще на хрен по окрестностям разнес. А так только уронил, да голова отвалилась. – Оппозиция, стало быть... – Какая к бесу оппозиция. Заманал, прямо напротив стоит, я живу там, знаешь, где раньше на первом этаже винный был? – Представляю. – Ну вот. Встал с похмелья, башка трещит, во рту будто коты навалили, а тут еще он стоит... Я и пошел к воякам. А сам-то откуда? Чего сел? – Под облаву попал, – соврал я на всякий случай. – А сам – безработный. – Я тоже. А раньше, представь, водилой работал. – А возле завода холодильников не ты взорвал? – Не, какой-то другой мужик. Да их столько повзрывали за последний год, что не упомнишь. Одно время, помню, Лениных взрывали. А сейчас – Вованов. И ведь ремонтируют. Откуда только деньги на эту хрень находят? – Ну, на хрень всегда находят... Я примерился было снова подремать, а что ж еще делать-то, но появился мой друг капитан. – Спать целишься? – спросил он. – Не выйдет. Пошли на допрос. – Только с допроса, – развел я руками. – Или он забыл что? – Иди давай, – поморщился капитан. Устал, видно, замотался, даже не стукнул. – Нечего тут вопросы задавать. Я пожал плечами и пошел, куда вели. Неожиданно обретший и вновь потерявший собеседника мужик с сожалением проводил меня взглядом. Хороший, видать, дядька, хотя и с дурью. Но повели меня уже не к следователю, а вовсе в другое место. Кабинет был почище и поуютнее, с кожаной мебелью и бархатными шторами на окнах. Следователь, или кто он там был по должности, тоже отличался от Аркадия Борисовича дорогим костюмом и откормленной внешностью. Судя по морде, он тянул минимум на подполковника, тогда как Борисыч был, скорее всего, задроченный старлей или капитан. – Садись, Птахин. Я сел. – Ну что, друг ситный? Черножопого побил? – Побил, – кивнул я. – Правильно сделал, – заулыбался подполковник. – Чаю хочешь? – Не откажусь. Подполковник нажал кнопку селектора и сказал: – Два чая и бутерброды. Такой разговор мне нравился, хотя я просек, что подполковник явно из спецслужб. Типичные их прихваты. Вот сейчас и начнется настоящая беседа, из-за которой меня сюда притащили. А Борисыч был так, для проформы. Рутина. Молодой лейтенант принес на подносе два стакана чаю с лимоном и тарелку с бутербродами. Подполковник придвинул бутеры поближе ко мне, сам взял с сыром, откусил половину и с набитым ртом произнес: – Ты, Птахин, дельный малый. |
