– Она идет, – прошептал кто-то, и по толпе пробежал шорох – все повернулись и стали смотреть в одном направлении. Чимал не отрывал взгляда от своей уже почти пустой чаши, не поднял он глаз и тогда, когда гости расступились, давая дорогу свахе. Старуха еле ковыляла под тяжестью невесты, но она всю свою жизнь таскала подобную ношу – в этом состояли ее обязанности. Она остановилась рядом с циновкой и аккуратно поставила на нее Малиньче. Девушка тоже была одета в новый белый плащ, а ее лунообразное лицо натерли ореховым маслом, чтобы кожа красиво блестела. Повозившись, она опустилась на колени – совсем как собака, устраивающаяся поудобнее, – и обратила свои круглые глаза на Куаутемока, который приблизился и величественно простер руки. Как вождь клана жениха, он имел право произнести речь первым. Он прочистил горло и сплюнул на песок.

– Мы собрались здесь сегодня ради укрепления уз между кланами. Вы помните, что, когда Йотихуак умер от голода в неурожайный год, он оставил вдову Квиау – вон она сидит – и сына по имени Чимал – вон он на циновке…

Чимал не слушал. Ему приходилось бывать на свадьбах, и сейчас происходило все то же самое. Вожди кланов разразятся длинными речами, усыпив собравшихся, потом столь же длинную речь скажет сваха, потом все, кому только взбредет в голову. Гости будут дремать, будет выпито много октли, и наконец уже почти на закате их плащи завяжут традиционным узлом, который соединяет невесту и жениха на всю жизнь. Даже и на этом речи еще не закончатся. Только когда совсем стемнеет, церемония подойдет к концу и Малиньче отправится к себе домой. У нее, как и у Чимала, не было отца – тот умер за год до того от укуса гремучей змеи, – но были дядья и братья. Они уведут ее с собой, и многие из них будут с ней спать этой ночью. Она принадлежала к их клану, и поэтому только справедливо, что они избавят Чимала от духов, угрожающих браку, приняв на себя их проклятия. Лишь вечером следующего дня Малиньче переселится в его дом.

Все это было Чималу известно… и безразлично. Хотя он и понимал, что молод, сейчас ему казалось, будто его жизнь подошла к концу. Он видел свое будущее так отчетливо, словно уже прожил его: все будет неизменным, его жизнь ничем не будет отличаться от существования других жителей деревни. Дважды в день Малиньче будет готовить для него тортильи, раз в год – рожать ребенка. Чимал будет засевать поле, ухаживать за посевами, и каждый день окажется таким же, как предыдущий, пока он не состарится и не умрет.

Так это должно быть.

Чимал протянул чашу за новой порцией октли, ее наполнили. Так это должно быть. В жизни нет ничего другого, и Чимал не мог найти выхода из этого круга. Стоило его мыслям отклониться от предписанного пути, как он тут же призывал их к порядку и снова прикладывался к чаше. Он будет молчать и прогонит всякие мысли прочь.

Тень прочертила песчаное пространство и коснулась собравшихся мимолетной тьмой – огромный стервятник уселся на конек крыши ближайшей хижины. Он был пыльный и неопрятный и тряс крыльями, устраиваясь на крыше, как старуха, расправляющая свои лохмотья. Зопилот холодно глянул на Чимала сначала одним глазом, потом другим. Глаза птицы были такие же круглые, как у Малиньче, и такие же пустые. Запекшаяся кровь покрывала хищный крючковатый клюв и перья, окружающие воротником голую шею.