Айя улыбается, и по ее улыбке я понимаю, что мне не нужно описывать туалет, если я этого не хочу. А потом она аккуратно складывает руки на коленях.

– Ты не сказала мне, что чувствуешь в салоне. Только то, что это должна быть самая уютная комната в доме. Так ли это? Ты когда-нибудь бываешь там?

Я закрываю глаза и шепчу:

– Нет.

– Понимаю… А что наверху?

Там темно. Слишком темно. Я одна. Обхватываю руками колени.

Есть вещи, которые Айя знает, – например, то, что случилось в салоне, – и другие, которых она не знает.

«А что наверху?»

Теперь мне понятно: Айя все это время знала, что бросает меня на глубину. И ждала, какими спасательными кругами я воспользуюсь. Ее совершенно не интересовала входная дверь. Она знает, как я отношусь к нижнему этажу и к тому, что там случилось. Ее интересует верхний этаж. Наверху хранится больше всего секретов. Полагаю, она подозревает, что до сих пор не посвящена в них.

Потому что дом – это не просто здание. В доме всегда таятся секреты.

– Что ты можешь сказать про свою спальню? – продолжает Айя, переходя к делу. Я силюсь что-то сказать, но она не дает мне шанса. – Что ты можешь сказать про стену у себя за спиной? Я вижу крючок, а обои в этом месте выцвели слабее. Что там раньше висело? Это была картина? Фотография?

Я поворачиваюсь лицом к стене – осторожно, стараясь, чтобы в поле моего зрения не попал шкаф-купе, – хотя напоминание мне не требуется: я точно знаю, что висело когда-то там.

– Это была наша с Джейком фотография, – говорю я. – Сделанная на мой восемнадцатый день рождения.

– Если я правильно помню, в тот день ты прекрасно провела с ним время. Ты знаешь, где сейчас эта фотография?

– Она разбилась.

– Очень жаль. Какие чувства вызывает у тебя этот факт?

Я рада, что Айя пошла по этому пути, вместо того чтобы спросить, отчего фотография вообще упала со стены и разбилась на тысячу кусочков. На этот вопрос ответить легче. Мне нет нужды раскрывать, что я швырнула снимок на пол в тот день, когда меня отправили жить к Шарлотте и тете Кэрол. Через неделю после того, как Джейк бросил меня. Через неделю после смерти отца.

– Мне все равно. В любом случае все это было ложью.

– Что было ложью?

– Та ночь. Мой день рождения. Это была одна сплошная ложь.

Прежде

 Джастина

Кровь текла по голени Джастины, там, где она рассекла ее о ветку у реки, но девушка не чувствовала этого. Возбуждение от того, что Джейк рядом, заглушало боль – особенно когда он подхватил ее на руки и понес вверх по лестнице. Она взвизгнула от восторга, обвив его шею руками.

– Спасибо за лучший день рождения, – произнесла Джастина, когда он осторожно поставил ее на ступеньку. Им приходилось вести себя тихо. Сегодня вечером ее отец должен был куда-то уйти, но она боялась, что его планы могут измениться. Вдруг на самом деле он остался дома и они разбудят его? Слишком рискованно. Джастина осознавала, что отец всегда будет опекать ее сильнее, чем Макса, – ведь она была девушкой, – но все чаще ей казалось, что поводок натянут слишком туго. Иногда ей требовалось немного свободы, чтобы она могла хотя бы перевести дух и что-то решать за себя – в том числе насчет встреч с Джейком.

Неприятие того, что у нее есть парень, было вполне осязаемым. Вопросы, которые задавал отец, взгляды, которые он бросал на них, – все это заставляло и ее, и Джейка чувствовать себя неловко.