— Я продолжу, — довольно резко бросил Аладдин, — поскольку чувствую, что эта история, в отличие от всякой болтовни про дворцы, портных или королеву обезьян, может иметь значение для нашего дальнейшего благополучия.

— Портных? — воскликнул Касим столь внезапно, что это наводило на мысль, будто он только что пробудился от сна. — Чуть не забыл. Подумай, насколько поучительнее могла бы быть твоя история, если бы, рассказывая ее, ты одновременно упражнялся с ниткой и иголкой. Это было бы так справедливо!

— Справедливо? — отозвался Аладдин куда свирепее прежнего. — Я буду столь справедлив, что раскидаю части твоего тела так далеко друг от друга, что они никогда больше не соберутся вместе! — Он помолчал и продолжил уже спокойнее: — Прости. Жизнь среди разбойников сделала меня грубым и мелочным. Я понимаю, что ты много выстрадал и, несомненно, продолжаешь страдать. Но, пожалуйста, перестань перебивать, или я выкину твою голову из палатки на потеху шакалам.

— Сильно сказано, — ответил Касим весьма почтительно. — Мои части тела будут тихо лежать в корзине.

Но тишине в этот день наступить было не суждено, ибо в этот самый миг ветер задул с удвоенной силой, сотрясая парусину так, что Али-Бабе почти почудилось, что снаружи по ней бьет ногой какой-то великан.

— И я продолжу свой рассказ, — сказал Аладдин, повысив голос, — потому что мы наконец подошли к самому главному.

— К дворцу? — так же громко предположил Гарун.

Рассказчик устало покачал головой.

— Нет, — прокричал он в ответ. — Дворец, хоть и большой, даже чересчур шикарный и весьма удобный, как я теперь понимаю, совершенно ничего не значит по сравнению с тем, что я собираюсь вам рассказать.

— Мне кажется, — крикнул Гарун, ухитрившись при этом фыркнуть, — что дворцы всегда что-то да значат!

— Особенно когда тебе нет больше в них хода! — добавил Ахмед громко, хотя голос его все равно был едва слышен за воем ветра.

Али-Баба увидел первые песчинки, они залетали в их укрытие по углам, где парусина была для верности прижата камнями.

— Наверное, тебе лучше прервать свое повествование, пока ветер не утихнет? — прокричал Гарун. — Хотя кто знает, зачем нужна история, если в ней не говорится о… — Конец его фразы пропал за ревом бури.

Али-Баба заметил, что песка, проникающего внутрь через прорехи в их укрытии, стало намного больше. Он зажмурился, поскольку песчинка попала ему в глаз.

Дровосек указал на колышущуюся материю.

— Вы уверены, что она прочная? — спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно.

— Лучше бы это было так! — прокричал Ахмед ему в ухо. — Иначе нам конец!

— Вздор! — возразил Аладдин громко, чтобы голос его все же можно было расслышать сквозь плач ветра. — У нас так редко бывает возможность поведать друг другу наши истории, что какой-то там буре меня не остановить!

В этот самый миг ветер ударил с новой силой и обрушил парусину им на головы.

— Приятно было познакомиться! — успел прокричать Ахмед, когда песок и темная материя поглотили весь мир вокруг.

И именно в этот миг земля разверзлась у Али-Бабы под ногами.

Глава семнадцатая,

в которой в земле обнаруживаются провалы — и, возможно, не без умысла

Если он и его товарищи и кричали, то крики их затерялись за воем ветра.