Ехали молча. Данфорд читал книгу и не обращал на Генри никакого внимания. Когда подъехали к гостинице — той самой, в которой они останавливались по пути в Лондон, Генри с трудом сдерживала нервную дрожь. Как проведет она ночь с человеком, презиравшим ее? Мысль об этом была невыносима. Но Данфорд распорядился приготовить для них две разные комнаты, и Генри окончательно растерялась. Заметив ее удивление, он проронил:
— Брачную ночь мы проведем в Стэннедж-Парке. Так будет… правильно, тебе не кажется?
Она благодарно кивнула и поспешила к себе в комнату.
Но теперь они дома, и он вправе настаивать на своих правах. Огонь в его глазах служил лишним тому подтверждением. Она смотрела в сад. Было темно, но Генри знала здесь каждый дюйм, каждый куст, Она слушала, как прохладный ветер шевелит листья на деревьях, и чувствовала на себе взгляд Данфорда.
— Ты рада снова оказаться дома, Генри?
Она робко кивнула, не смея взглянуть ему в лицо.
— Уверен, что так, — пробормотал он.
Она обернулась.
— А ты рад этому?
Он помедлил с ответом.
— Пока не знаю. — И добавил более резко: — Входи в дом, Генри.
Сердце сжалось у нее в груди от этих слов. Она вошла в дом.
Данфорд зажег несколько свечей в канделябре.
— Пора подниматься наверх.
Через открытую дверь Генри посмотрела на экипаж, загруженный багажом, пытаясь найти какой-нибудь повод оттянуть неизбежное.
— Мои вещи…
— Слуга принесет их завтра утром. Пора спать.
Вздохнув, она кивнула, с ужасом думая о том, что ждет ее впереди. С болью вспомнила она ночь в Вестонберте, любовь и нежность, которые испытала в его объятиях. Все оказалось ложью. Ложью. Иначе ему не потребовались бы ласки любовницы. Генри поднялась по лестнице и направилась к своей спальне.
— Нет, — Данфорд положил руку ей на плечо. — Я распорядился перенести твои вещи в мою комнату.
Она резко повернулась:
— Ты не имел права.
— Имел, — оборвал он ее, чуть ли не силой вталкивая в свою спальню. — У меня и сейчас оно есть. — Он помолчал и, словно решив, что несколько погорячился, добавил уже мягче: — Тогда я был уверен, что ты не будешь возражать.
— Я могу вернуться в свою комнату, — предложила она с мольбой в голосе. — Если ты против того, чтобы я осталась здесь, я могу вернуться.
Он горько улыбнулся:
— Нет, я не против, и ты знаешь это. И я хочу тебя, Генри. Мне даже страшно, как сильно я хочу тебя.
Ее глаза наполнились слезами.
— Все не так, Данфорд.
Он смотрел на нее и не мог поверить своим глазам, ему было невыносимо больно и обидно. Затем он повернулся и пошел к двери.
— Чтобы через двадцать минут ты была готова, — отрывисто произнес он и, не оглянувшись, вышел.
Когда вернулся Данфорд, на нем был темно-зеленый халат.
— Не нервничай, Генри, — безразлично проронил он. — Мы с тобой уже занимались этим.
— Тогда все было иначе.
— Иначе?
Данфорд внимательно посмотрел на нее. Ее слова болью отозвались в его сердце, заставив еще раз все вспомнить. Иначе. Ведь теперь не надо притворяться, что она любит его. Стэннедж-Парк принадлежит ей, осталось только выпроводить его из имения.
Молчание длилось почти минуту, после чего она наконец ответила:
— Не знаю.
Данфорд почувствовал фальшь в ее словах, и в нем закипела ярость.
— Что ж, мне все равно, — почти прорычал он. — И пусть все будет иначе. |